«Одержимый Джим» или с пакрафтом вдаль… Магадан-Анадырь Часть седьмая. Река Анадырь (от устья Мечкерева до Марково) 2019 год
«Одержимый
Джим»
или
с
пакрафтом вдаль…
Магадан-Анадырь
Часть седьмая.
Река Анадырь
(от устья Мечкерева до Марково)
2019 год
1.
Паводок
«Как
ни суди, волнений больше,
Ведь
ты уже не на земле.
Как
ни ряди, разлука дольше,
Когда
плывешь на корабле.
Вода,
вода,
Кругом
вода.
Вода,
вода,
Шумит
вода…»
К.Ваншенкин
«Как
провожают пароходы»
Слово «диапроектор» пришло позже. Оно и
сейчас живо - при желании можно и купить какую-нибудь
ярко-пластмассовую хрень с таким названием (при набивании текста напечаталось: «какую-нимудь». Где «м», а где «б» на
клавиатуре! А по сути и звучанию: «какая-нимудь»
- хорошо! Просто отлично – «какая-нимудь»!).
А были - «фильмоскопы», а в просторечии – «танчики».
Простыня на стене, ребятня на полу,
диафильмов коробка – от сказок и басен до пионеров, останавливающих поезда на
рельсах, выводящих отары в пургу и совершающих подвиги в войну... Хорошо! Может
и лучше современного видео и потому что все вслух читали, и потому что все
вслух или про себя обсуждали-придумывали-домысливали то, что было между кадров.
В головах дописывался текст, в воображении дорисовывались кадры…
К чему это вдруг вспомнилось?
...Если в моих видео нарезать
съемки из палатки, то останется немножко входа от палатки, козырёк тента с
оттяжкой, «обрывки» вещей, посуды, торчащей обувки и я, лежащий где-то «за
кадром». Меняться будут только «видовые слайды» – пейзаж, география,
континенты, время, возраст. Диафильм под названьем «Жизнь». А между кадрами
каждый может придумать и выстроить свой сюжет.
С прошлой стоянки в нынешнюю к статичным
элементам почти неслышными струйками перешел, переморосил и прижился дождь – «прокрутились»
только дальние планы…
Всю ночь, и весь следующий день я слушал
эти переходы: дробь-шелест-шепот, шепот-шелест-дробь. И плеск поднимающейся
воды в Анадыре, и шум осыпающегося в струи галечного обрыва косы: то громко
ухающий – когда обваливался целый пласт, то вплетающийся в дождь скользящим шорохо-бульканьем
пересыпающихся камней.
До
воды было 4 с гаком метров. Непонятки с до-рогой, до-ездом, до-топом, до-плывом
остались до-, впереди одна река – Анадырь, и до-ждик, щедро наполняющий посуду,
и дымок от костра, живущий в щелке бревна, сохранившийся полукруг которого служит
ему крышей. Хорошо…
«Я сплю, сидя в
бричке, и женщина гладит мне руку.
Покойно, тем боле,
что бричку забыли запрячь.»
…Проснулся я от громкого щелчка вырванной
с колышком передней оттяжки тента и звона о камни освободившейся лопасти весла…
Рев огласил Вселенную!
…
Мой, естественно, рев, сопровождаемый
всякими неподцензурными выражениями в максимально угрожающем тоне!
Пальцы быстро нашарили
«сковородку»-ложку-кружку – все было под рукой. Ансамбль «Гэть, медведь!»
исполнил свой шедевральный номер!
Выполз…
Дождь устало докрапывал. Ночь над
Анадырем, ночь Евгения нашего, понимаешь, Онегина…
«Огонь потух; едва
золою
Подернут уголь
золотой;
Едва заметною
струею
Виется пар…
(Люблю я дружеские
враки
И дружеский бокал
вина
Порою той, что
названа
Пора меж волка и
собаки…)»
Какой дальше сон – запалил костер,
поставил банку-котелок с дождевой водой, сыпанул кофе…
Быстро холодает, пришлось пододеться. К рассвету
тент и пакрафт покрылись инеем.
К четырем повесил солнечную панель
щуриться на восходящее солнце, развесил на кустах свою сплавную продрогшую
«лягушечью кожу», вытащил из палатки пенку и раскатал на ней спальник, пакрафт
развернул губами к светилу – грейтесь, сушитесь, обдувайтесь: хоть и прохладно,
но без дождика.
Когда я высаживался, пришлось проплыть
ниже, к лесочку и оттуда перенести вещи к месту лагеря - напротив намеченной
стоянки был 3-х метровый галечно-щебеночный обрыв косы. За первую ночь он ушел
под воду метра на 2,5, а ко второму утру Анадырь плескался на пляже выше
обрыва, а между местом высадки и стоянки текла протока шириной в добрые десять саженей.
До палатки оставалось «метр с кепкой» по вертикали, но вода продолжала
прибывать, заполняя углубления на суше. По реке несло деревья – они шли
обреченно: еще живые, но уже мертвые.
Ладно, нужно осмотреться, да разобраться с
ночными волнениями. Вокруг лагеря щебенка, какие на ней следы - надо заложить
круг побольше, заодно попробовать побросать спиннинг по вновь полученным
протокам: муть в них быстро осела, а вдруг…
С рыбой не сошлось, а следы – вот же они:
«… мимо по дороге
прошли босые ноги,
Босые, загорелые
протопали, прошли.»
- косолапят
аккурат к лагерю кривульки… медвежонка! Ёк-макарёк! Крутанулся пошире – не
видать мамкиных следов рядом. Ну и ладно: есть ли – нет ли, один ли – двое ли –
далеко уже. Я бы сам матерящейся палатки поостерегся…
Много старых, прибитых дождями, следов
оленей, а среди них нет-нет да попадутся волчьи – антибиоз… Про стаи волков
меня предупреждали, но сейчас им явно не до путников – с оленями идут, с едой…
Возвращаюсь к лагерю, к воткнутому колышку
водомерному. Уплыл колышек, что тут водомерить – на глазах вода прибывает,
западины рельефа рекой становятся. Собирался я еще денек здесь просохнуть, а,
пожалуй, не буду – ночью в полглаза спать и думать: поднимается ли вода, да
насколько – увольте. Только завязки к липучкам надо пришить – это уже обязательно.
Время послеобеденное - не беда: спешить
некуда, сколько пройду – столько пройду, главное рыбу найти, да встать повыше,
поспокойнее.
Собрался и – в путь!
2.
«Хрюкнутая» река и рыбный вопрос.
«Не уноси прекрасных ног,
Я не охотник, не стрелок.
Мой зверь лесной, мой добрый зверь,
Постой, поверь…»
Е.Бачурин «Олень»
Сколько прошло времени от составления
генштабовских карт? 50-60-70 лет, редко чуть больше - одна жизнь человеческая,
мимолетная – ерунда в масштабах Млечного Пути…
А реки текут, не обращая на это внимания
по своим новым руслам: ни одна излучина не совпадает. Старые меандры – вот они:
непроходные протоки, старицы заболоченные…
Отступление.
Интересно: на реках
Аида есть старицы, протоки, меандры тупиковые? Несутся, бурлят Стикс или Лета,
или… А в сторонке – бах – тишина, рукавчик узенький, вода стоячая с корочкой кальцитовой,
нетронутой, водокап рядышком… И кто разберёт: какую воду ладошкой черпаешь –
Забвения или Плача, Огня или Смерти. И куда закружит лодку задремавшего Харона…
«Дальше дорога
вела к Ахеронту, в глубь преисподней.
Мутные омуты там, разливаясь широко, бушуют,
Ил и песок выносят
в Коцит бурливые волны.
Воды подземных рек
стережет перевозчик ужасный –
Мрачный и грязный
Харон. Клочковатой седой бородою
Все лицо обросло –
лишь глаза горят неподвижно,
Плащ на плечах
завязан узлом и висит безобразно.
Гонит он лодку
шестом и правит сам парусами,
Мертвых на узком
челне через темный поток перевозит.
Бог уже стар, но
хранит он и в старости бодрую силу».
Пьян я, видать,
был, когда с Вергилием встречался. А тот и рад бумагу марать, да честных людей
порочить!
…
Отвлекло меня от высоких мыслей хрюканье. Натуральное
хрюканье вспучило реку Анадырь (мудрые и знающие люди поправят меня, конечно, и
скажут, что это было не хрюканье, а хорканье… И это правильно, ибо это мудрые и
знающие люди. Только моим ушам, торчащим чуть выше воды, сквозь ее шёпот, плеск
весел, шуршание ветра, крики чаек и звонкую тишину эфира с парящим орланом,
хорканье и хрюканье были едины).
Хрюкали коряги, точками в отдалении снующие
по воде от берега к берегу, хрюкал шевелясь тальник по косам, хрюкал качаясь стланник
на склонах. И только хорошо присмотревшись за всеми этими хорканье-хрюканьями, шевелениями,
кокорниками можно было увидеть
хоронящихся самцов, важенок, телят – я-таки догнал мигрирующих оленей.
Очень хотелось заснять, зафиксировать,
сохранить это, но – далеко, далеко, далеко…
Наконец – вот оно – не заметившая меня
важенка скатилась по курсу с крутого склона и поплыла на другой берег.
Увидела – повернула – тревожно захрюкала:
светлый олененок заметался меж стланника.
Пакрафт, подгоняемый течением прибавил
ходу, но – удивительно, с какой скоростью плавают дикие животные (в конце части
4 сего повествования те, кто сумел заметить, увидели уплывающую и убегающую
евражку – даже такая «мелочь» опережала меня).
Берег крутой, каменисто-глинистый,
осклизлый – я пожалел, что напугал – олениха никак не могла вылезти обратно.
«Трудно оленям
Бежать по
ступеням.
Боюсь, что олени
Сломают колени»
PS Уже монтируя видео
я увидел в кадрах выше по склону еще несколько светлых особей – в погоне за
«пловчихой» я их и не заметил…
Отступление.
- «А где вы видели
оленей?»
Глава Ламутского,
Тамара Владимировна Иванцова, радушно приняла меня, показала село и пригласила
на обед к себе домой. Там и услышал я этот вопрос от ее мужа.
- В районе горы
Капкан.
- Где это?
(немая сцена)
После долгих
разбирательств выяснилось, что местное название горы – Горностаевая.
Я писал в одной из
предыдущих частей – часто топографы старались дать названия большому количеству
географических объектов и, в частности, высот. Хорошо если они преемственны и
соответствуют местной топонимике, но зачастую коренные жители понятия не имеют,
как на карте обозначен тот или иной объект. И возникают разные Капканы, рядом с
ним замысловатые: Зенит, Тайник, Пепел и т.д., а напротив, через реку, и совсем
экзотическая высота со зловещей отметкой 666 и причудливым названием – Лаура…
«Ответь,
Александровск, и Харьков ответь…»
Вода в Анадыре очень грязная, паводок на
самом пике. Осматриваю устья речушек на предмет стоянки и ловли рыбы - ручьев
хватает, но терпимых мест для стоянок не видно. Погода – «семь пятниц на неделе»,
но солнца пока больше чем брызг. Наконец причаливаю: впадающая вода мутновата,
берега сильно подтоплены, но встать можно – попробуем.
Гниловатый низменный лесок. Ставлю палатку
к реке, отгораживаюсь от звериной тропы костром, снаряжаю спиннинг. С берега
ловить не получится – он затоплен, даже прибрежные деревья стоят по пояс в
воде. Придется хлестать с пакрафта – не очень удобно и травмоопасно для него.
Долгое шлепанье вертушкой под недовольное
ворчание желудка. Наконец мерный хариус успевает заметить и среагировать на
прошедший в туманной мути у него перед носом лепесток…
…
Сижу на герме у костра… Вечереет. Шкворчат
хариусы на сковородке, жмется к огню котелок с чаем, подсаливается в кружке
икорка – жизнь удалась!
Вопрос-загадка: какая часть свежепойманных
хариусов для меня нынче самая важная? Не всегда, конечно, но, по крайней мере,
сейчас?
Не каждый ответит…
Давать ответ и в тексте, и в видео
бессмысленно, а поскольку в видео он есть, то здесь я промолчу.
Мне казалось: разобью лагерь, половлю
рыбу, наемся – почему не постоять денек-другой, не посозерцать, не подумать?
Дудки!
Я разбил лагерь, наловил рыбы и наелся. И
тут же этот вечный зуд – ДАЛЬШЕ! Я готов был тут же плюхнуться в пакрафт и
идти, идти, идти… Пришлось потрудиться над собой, чтобы остаться – первая рыба
была пожарена, надо еще наловить-насолить, обеспечить дорогу едой, да и поздно
уже. Утро вечера мудренее…
Солнце клонит на
запад, а дело к развязке.
На чужих берегах и
в столетье чужом
Спят усталый
старик в инвалидной коляске,
Дионис и сатир с
посеревшим лицом…
Утром еще пара десятков хариусов
присоединилась к первым – еды достаточно, пошли.
Есть и потери – шарясь со
снастями вдоль затопленных зарослей, я-таки проткнул в двух местах юбку – мой
косяк. Хорошо бы ее снимать в такие моменты, но это очень трудо- и времязатратное
занятие для меня и небезопасное для пакрафта.
3.
Очередной мишка, критическая утрата и Ламутское.
«Ален
нови, ностра алес!
Что
означает –
ежели
один человек построил,
другой
завсегда разобрать может»
к/ф «Формула
любви»
Уровень воды понижается, вода в реке
светлеет на глазах, но начинается дождь – не тот грозовой, радужный, пережидаемый
под накидкой, а тягомотный, на-весь-денный, в который неплохо сидеть в палатке,
а лучше в избушке. Но я уже плыву – не ставить же опять лагерь «в чистом поле»…
Вообще это удивительно: собираешься всякий раз под солнцем, а идешь в грусть. «Время
дождя» Стругацких. Ты становишься «мокрецом», «очкариком», и скользишь между
струями в пространстве.
Может и стоило постоять на месте…
Дождь, река, мерзлота и настроение –
колдовское варево, уносящее тебя в другую реальность.
Медитативная ирреальность…
К реке с сопок стали спускаться
лиственницы – я им обрадовался: гниль ивняка и осинника удручает запахом тлена –
хочется чего-то крепенького. Так, глядишь, и березка забелеет….
Пакетик бересты идет со мной с Колымы, некоторые
кусочки – с совсем дальней уже Колымы, чуть ли не с самого начала. Я помню
где-какой подобрал и зачем-то берегу при растопке, не сжигаю целиком, отслаиваю
лепестки.
«…К сердцу прижмет,
к черту пошлет…»
Ветер усилился и проредил тучи. Дует,
конечно, навстречу, волну поднимает, но – лучше, чем под дождем.
Тут же оживают птахи прибрежные – порхает над
водой подобие варакушек, то с воды что-то на лету подберут, то коряги
прибитые и проплывающие облепят-обклюют. А мы с пакрафтом чем не коряга –
подлетят вплотную, сообразят, что не то, цвиркнут недовольно, и дальше заснуют
по своим делам короткими подпрыгивающими походками.
В это окно погодное встретились мне две
моторки из Ламутского. Шли они в верховья к стоянке тех самых оленеводов, что
на Купол приходили. Подвернули, парой слов перекинулись и разошлись – недолго я
без людей прожил.
Если бы пришлось
искать символ России, я бы иван-чай выбрал. Казалось бы – мягкий цветок,
податливый – сорви и сгинет. А куда ни пойдешь – от выжженно-жарких южных
степей до вымороженных тундр, от склонов Кавказа до гор Чукотки – везде его
встретишь. Он и кормит (мука да мед), он и поит (чай да вино), он и лечит чуть
ли не все подряд. И цветут, радуют глаз розовые просторы, от весны до поздней
осени.
Пожары не редкость
в этих местах и этот год не исключение. Тянутся серые стрелки-иголки падших
лиственничных стволов как магнитом к вершинам сопок, остовами стоят на склонах.
А где же гарь? Нет гари! Разбежались по гарям иван-чаи - победа жизни над
тленом. А на нем присмотреться – новые лиственницы проклюнулись – всё
продолжается.
Плывут розовые
сопки по берегам – это я мимо возрождения скольжу. Жаль, камера не передает
нюансы цвета – тут фотохудожник нужен… Или просто художник: краски с душой
смешивать…
Встал километров за 25 до Ламутского на
каменистом пляже одного из разбоев – не понять: то ли коренник, то ли остров. Добрая
куча разномастного плавника рядом, натаскал бревен на ночь – пусть костер горит-тлеет-дымит:
вода на глазах светлеет, рыба красная пошла, а с ней и мишки тут как тут. Палатку
к воде, костерком отгородился, посидел у огня – дождь перестал, хороший вечер…
Поднялся рано - небо безоблачное, рассвет
ранний, солнышко под тентом по палатке лучами шарит, щекочет, теребит:
«Пора-пора! Дальше-дальше!»
Выполз, костёр расшуровал, остатки чая в
бутылку слил, банку-котелок кипятиться поставил, голову поднял – топает
очередной Потапыч из кустов прибрежных к палатке. Начались «танцы с бубнами,
криками и подвываниями» - ноль внимания, спасик над головой растянул - смотри
какой я большой – не реагирует. Ствол топляка метрах в двадцати лежит: дошел, перешагивать
начал. Плавник хорошо горит – выхватываю полено из костра, поднял – развернулся
мигом и мотанул в лес. Пожары, делают свое дело – знает, что такое огонь…
Начинаю собираться, достаю солнечную
панель – грех такое солнце не использовать. Диод весело, как обычно, подмигнув,
неожиданно гаснет. Внутри все опускается…
Кладу панель на пакрафт, лезу в палатку,
вытаскиваю видеокамеру – надо отобразить утренние происшествия, заодно с
мыслями собраться. Рассказываю, прохожу-нахожу-снимаю мишкины следы, на обратном
пути начинаю сетовать про панель, глядь – горит диод! Надежда возродилась!
Только коснулся – опять погас – всё! Я остаюсь без видео, без связи, без
навигатора. Аккумуляторов камеры – на час работы, телефона – треть заряда,
навика – 3 комплекта черных энелопов – моя нетронутая сохраненная «гвардия» (сколько
можно стараюсь менять/подзаряжать/использовать более слабые, а энелопы – как
нз, их на неделю в непогоду хватит). Выходит, всего у меня где-то до Марково.
Там, конечно, можно попросить-подзарядиться, но все зарядить – это дня 3 надо,
не меньше, и хватит этого ненадолго. К камере у меня и вообще 2 аккумулятора
осталось, их и полных на 2 часа съемки всего, благо от панели они в любую
погоду запитывались.
А за Марково еще плыть «будь здоров!», да
с медленным течением и греблей постоянной, а дальше залив Онемен – не залив, а
море, считай… «Из-за сложных течений в
акватории залива и частых ветров, которые подымают высокую и крутую волну,
судоходство возможно только в тихую погоду в условиях хорошей видимости». Соваться
туда без навигации не хочется. А дальше горло реки Анадырь – тоже не подарок,
если заштормит. Вот и получается, что без панели в Марково надо заканчивать
вояж…
Ламутское я чуть было не проскочил – шел
да шел по основному руслу, а пристань оказалась в уже зарастающей протоке,
ставшей почти заливом. Даже не знаю, что меня подвигло туда свернуть. Да и там
не сразу разобрался – высадился на берег у какой-то старой заброшенной
дороги и потопал к поселку выяснять обстановку – через лес, через кладбище… По пути
княженики чуток подъел и смородины красной, налитой – до оскомины. Распросил в
крайнем доме где-что, вернулся и высадился уже где положено – несколько лодок и
сарайчик обозначали пристань.
Пошел снова в поселок. Голубики вдоль
дороги, что семечек в подсолнухах на южном поле. Да такая сладкая – не
оторваться.
- Она же вдоль
дороги, грязная!
– экологическая постановка вопроса Тамарой Владимировной меня умилила, учитывая
отрезанность поселка от каких-либо внешних дорог (кроме зимника) и количество
внутреннего автотранспорта.
Как я уже упоминал, Тамара Владимировна –
глава администрации Ламутского. Встретила-приветила, разрешила поговорить с
родными по телефону (мобильной связи нет), провела по селу: детский сад-ясли,
сельсовет, Дом культуры, почта-телеком, магазин (стандартная закупка хлеба и
сгущенки).
В поселении проживает около 100 человек, из них примерно 30 детей.
Раньше в Ламутском была начальная школа, но теперь всех их отправляют на 9
(девять!) месяцев в интернат в Марково.
А еще здесь, от Ламутского до Чуванского,
проходит ежегодная гонка на оленьих упряжках, трасса считается самой длинной в
мире – 90 км. В этом году «Ръилет-2020» (даже не знаю, как это
прочитать-выговорить) состоялся 19 марта и результаты его мне еще не известны.
Проводила меня Тамара Владимировна к себе
домой, накормила обедом. Дома муж со знакомым и молодой
парень-студент-метеоролог из Санкт-Петербурга, который уже не первый год лето
проводит-работает в поселке. Разговоры крутятся в основном об оленях, да о
предстоящей поездке за морошкой – выходные на носу.
- Избушки вниз по
реке будут? –
спросил я, помятуя о мишках и о том, что время уже к вечеру. Вопрос, как
выяснилось в последствии, не стоило задавать, но я глубоко благодарен людям,
откликнувшимся на него, за заботу, участие и беспокойство.
Избушки, конечно, нашлись и одна из них
была, по описанию, в зоне досягаемости за оставшееся до сумерек время.
- Да, «Грудину»
пройдете и будет избушка.
- Какую «грудину»?
- Ну, гора такая,
на женскую грудь похожая.
Тут следует напомнить два посыла, которые
я уже упоминал в предыдущих повествованиях. Первый
– люди, привыкшие ходить «под мотором» плохо понимают расстояния и скорости
передвижения людей, идущих на веслах. До Марково – полная двухсотка с хорошим
гаком (по треку получилось 236 км). Для меня с пакрафтом это даже при хорошем
погодно-ветровом раскладе в лучшем случае 3 дня. Недоуменный взгляд Тамары
Владимировны:
- Да у нас за день
ходят!
Второй – любому, хорошо знающему дорогу, расстояния
кажутся короче. В принципе, он вообще об
этом не думает, он просто движется, зная: вот за тем поворотом взгорок,
потом болотце, потом мостик, потом перевальчик, затем так-сяк-этак и вот он –
пункт назначения – рядом. А впервые попавший мыслит километрами, и идя он
думает о маршруте: где этот поворот, тот ли это взгорок, как обойти болото,
устойчив ли мостик, каким путем лучше пройти перевал и так далее – путь
получается неблизким.
- Только дом с
берега не виден.
- А тропа видна?
- Да какая там тропа…
Кто ходил на веслах поймет, что это
значит, особенно с туманной привязкой к неизвестной «грудине».
Мне искренне хотят помочь, и мы идем к
владельцу избушки. Он долго разбирается в двухсотке (усохше-вогнанной в лист
А4) и, наконец, ставит точку.
- Я там мотор
лодочный на берегу оставил, его должно быть видно.
Это обнадеживает.
Прощаемся.
Напоследок Тамара Владимировна делает еще
один подарок – звонит главе администрации Марково с просьбой помочь с доставкой
меня на Большую землю. Самолет летает 2 раза в неделю, ближайший рейс в
понедельник, сегодня пятница, вечереет. Стало быть, на преодоление 236 км у
меня остается два дня «с хвостиком». Маловероятно, но попробовать можно (как
выяснилось впоследствии, такое стремление было бессмысленно, но мне
простительно – я не знал, что выбраться в Анадырь не так-то просто).
В целом Ламутское – обычный небольшой
поселок, дорогой сердцу тех, кто в нем вырос. Но люди… Сколько хожу убеждаюсь –
лучше и красивее людей нет ничего в скитаниях. Спасибо вам, милые!
Жаль, что не снял там почти ничего –
заряда аккумулятора осталось чуть…
На пол пути к пристани меня догоняет
метеоролог на раздолбанной мотоциклетке – пора измерять температуру воды.
Нехитрые инструменты хранятся здесь же, под кустом.
Мне казалось, что процесс измерения должен
быть более сложен, ведь вода имеет разную температуру как с глубиной, так и по
поверхности. Нужны несколько замеров, вычисление среднего… Из загибов памяти
неожиданно вынырнуло звонкое: «Температурный градиент воды!!!» Откуда что в
этой дурной башке берется?
Фигушки!
Тык!
Бульк!
- Температура
сегодня до десяти градусов поднялась.
- А как же?…
- Да здесь течение
вот так проходит (жест рукой).
Всё!
Пошли дальше.
4.
День предпоследний:
трагедия в небе и метеостанция Еропол.
«…Крича,
металась ласточка со всхлипами:
Так
лишь о детях – больше ни о ком».
Е.Евтушенко
«Баллада о ласточке»
Все сопки мне казались похожими на
«грудину» - не «клиника» ли у вас уже, батенька?
Теряя время, я неспешно плыл вдоль берега
в надежде узреть лодочный мотор, а в районе точки, обозначенной владельцем
жилища высадился и пол часа шерстил окрестности. Избушки не было… Позже я
понял, какое место имелось ввиду – отметка была нанесена неверно.
Солнце скрылось - пройдя 27 километров от
Ламутского, мы с пакрафтом ткнулись в очередную косу с кучей плавника на
стандартную, вполглаза, ночевку. Утром подъем «ни свет ни заря» - 200 с гаком
километров впереди и двое суток до самолета! Наивный…
В небе, тем временем, разворачивается
драма: орлан тащит птенца чайки, та с истошным криком его атакует. Силы не
равны:
«Как школьнику
драться с отборной шпаной».
Орлан относит добычу в гнездо, в котором
должны быть уже прилично-взрослые «орланята» и клекоча садиться на сухостоину.
Пакрафт равняется с его жилищем, птица
взмывает и начинает кружить над лодкой. В это время возвращается горестная
чайка – хищник уходит оборонять птенцов и добычу. Атаки матери отчаянны и безрассудно-безнадежны...
Река уносит меня от места очередной трагедии, от случайно увиденной капли бурлящего
варева жизни и смерти.
Дальше, повернув за сопочку с вкусным
названием «Поворотная сопочка», попадаем к устью реки Яблон, что несет справа прозрачные
бледно-зеленые воды, контрастирующие с еще не до конца отошедшей от паводка
водой Анадыря. Чуть позднее к ней присоединяются струи Еропола. Напротив, на
левом берегу, повыше его устья видна избушка – километра 23-24 от места моей
ночевки – не ко времени, так что и выгребать не стоит.
Морось…
С сопок в распадки стекает туман,
накапливаясь там облаками-сгустками, словно намотанные на лиственницы комки
сладкой ваты.
В неожиданное солнечное окно пристаю к
берегу – «Гвардия Черных Энелопов» вступает в бой. Заодно ягод надо поклевать –
недолго лакомиться осталось.
Отступление.
Удивительно, но в
воспоминаниях о Якутии и Чукотке совсем нет грибов и ягод. Вообще! Только рыба,
звери, птицы, камни, работа, жизнь…
Ну, Чукотка,
Тамватнейский гипербазитовый массив – еще как-то понятно: север, горы, в
июле-августе по снегу на перевалах лазали.
Но и не всю же дорогу на верхотуре…
А в Якутии - сопки, лесотундра. На снимках чуть ягод еще
сохранилось, а в памяти – нет. Как и не было…
Дальше опять был тоскливый холодный дождь.
Конечная точка дня - метеостанция Еропол: то
ли бывшая, то ли действующая, но точно жилая. Почему река Еропол в одном месте,
а метеостанция совсем в другом сие тайна великая.
В дожде прогудела навстречу стороной
моторка с двумя людьми, а я все шел, шел, шел под моросящим нескончаемым
дождем… «Синдром промежуточной точки».
На карте обозначены пара домиков –
какой-где сохранился мне было неведомо. В предночных сумерках высадился на
месте первого. Дорога, тросы, вросшие в землю. Силуэты деревьев на фоне неба –
черно-серое на темно-сером – спичечным узором выводят очертания не двух, а
двадцати двух призрачно-несуществующих строений. Заросшая, заброшенная,
заболоченная колея тянется оврагом несколько сот метров и упирается в бурелом.
Сквозь заросли высокого, по грудь, насквозь промокшего иван-чая вскарабкался на
дальний от реки склон и увидел домик – настоящий, я до него не дошел по воде. В
доме людей не было, только две собаки ютились в сенях, пролезая туда сквозь
дырку в полу.
Долго и дымно растапливал печку - наконец
раскочегарилась, повеселела. Развесил вокруг всю свою мокреть, перекусил,
бросил чуток рыбы собакам и тело на топчан – отбой.
За день пройдено 96 километров…
5.
Мишки-припрыжки и ночные бденья.
«Мишка-Мишка,
где штанишки?
Потерял-потерял.
У
девчонок на орешки
Променял-променял»
Стишки-потешки
для детей.
Метеостанция меня здорово выручила – без
сушки и отдыха пришлось бы делать дневку, а в палатке – и не одну, дожидаясь
погоды, пережидая дожди.
Прибрался, написал хозяевам записку с
благодарностью, бросил собакам еще по чуть рыбы: знал бы – запасся побольше, и
– в путь. Из-за полночных шараханий лег под утро, поэтому трогаюсь поздно, около
9, еще не зная, что это последний переход маршрута.
Свежо... Оделся потеплее,
завязался-запаковался под юбку и стараюсь, пока нет дождя, грести шепотом –
идти долго, раньше времени промокать не хочется.
Хренушки!
Дождь – он все видит!
- А вот кому из
корыта, со дна, да погуще!
- Вываливай! Уже все
равно!
Дождь обиделся и отвернулся… На время.
Два месяца! Два месяца медведи: «как сомы под сваями вкруг твоей юбчонки…»
(это я пакрафту) и – ни одного кадра. Последний день и - нате вам –
выша-а-агивает. И камера на пузе, если аккумулятора хватит.
«Ах сколько жизни он
вложил в свою походочку.
Все говорят, какой
он славный морячок
Когда идет, его
качает словно лодочку,
И этим самым он закидывал
крючок».
Заметил меня, встал (ну, о том, как
забавны стоящие медведи я писал, если не ошибаюсь, в части 3 данного
повествования). И мысли его, думаю, были сродни мыслям «индейца» Сени из
Зырянки, узревшего плывущего по Колыме и машущего синими рогами лося. Там «индеец»
- тут медведь, там лось - тут олень, а мысли почему-то схожие. Удивительно…
Вот протоки только мешают – шпарить
напрямки не с руки лапы, приходится обходить-оббегать по отмелям. А пока
он круги нарезает, несет "оленя веслорогого" река Анадырь. Доскакал (прямо скажем
– не медленно) мишка до берега, а потенциальную добычу отнесло на глубину. Но
не таков боец Потапыч, чтобы сразу сдаться – пошёл он переплывать на другую
сторону рукава, по которому я пришел, дабы дальше преследовать. Но это уже видео
для зоркого глаза и зума, а не для гоупрошки, поэтому выкладывать нет смысла…
И часа не прошло – следующий из зарослей
нос высунул, а я заметить успел и кнопку ткнуть. Но этот – полная
противоположность предыдущему. Я ему: «Привет!», а он – ходу, секунда – и нет.
Так что кадры – тест на наблюдательность: кто заметит, тот – молодец! А кто не заметит - тоже молодец!
А мишка,
между прочим, ближе первого, просто среди деревьев...
На этом радость закончилась: дождю надоело
обижаться.
В 9 вечера до Марково оставалось 30 км по
прямой. Дождь не переставал, ставить лагерь не было никакого желания. Я греб и
греб под непрекращающимися струями.
Солнце зашло, быстро темнело…
Далеко-далеко, километров за 15 до Марково, по воде, в тишине, сквозь шорох
дождя донёсся от посёлка звук дизеля, дающего электричество.
В час ночи, за 2,5 часа до рассвета и за 6
километров по прямой от Марково, я греб в темноте, но эти 6 км были самыми
тяжелыми. Звук дизеля слышался все отчетливее. Казалось: еще чуть-чуть и за
поворотом покажется какой-нибудь фонарь на берегу, но проходилась излучина за ней
другая, Анадырь ветвился на рукава и играл со мной в темноте в прятки…
Медленно начало светать, когда показалось,
что звук – прямо напротив, рядом, и сейчас начнет удалятся. В сторону него
уходила мелкая крутая протока со встречным течением. Я причалил, поволок лодку
по ней и поднявшись, через еще одну небольшую протоку наконец увидел дом…
Ранним утром, в начале четвертого,
вымотанный и насквозь мокрый, я вышел к Марково на улицу Березкина.
Я успел к самолету…
Последний ходовой
день по треку:
Расстояние – 113
км
Истекшее время –
18:33
Время в движении –
17:44
Время остановок –
0:49
Скорость средняя –
6,1
Скорость в
движении – 6,4
6.
Марково
«-
Не повезло тебе.
-
Зато тебе повезло!
- Из
нас двоих кому-то должно было повезти».
К/ф
«Берегись автомобиля»
Переодеваться в сухое в поселке под
непрекращающимся дождем - нонсенс, но и стучаться в четвертом часу утра в
поисках приюта – не комильфо. Однако же надо куда-то притулиться…
Крайний участок был ухожен, но явно
необитаем, в следующем, жилом, оказались открыты сени, но на мое робкое
поскребывание никто не ответил. Дальше стоял закрытый разваливающийся то ли
храм, то ли молельный дом.
Неожиданно затарахтел мотоцикл – изрядно
нетрезвый водитель ехал на пристань.
Отступленье.
Как меня
угораздило впотьмах выйти на ближайший дом поселка – неизвестно.
- Тут посмывало
всё. Улицы, порт, свинарник, и Березкина крайней к воде оказалась. – рассказывает
приютившая меня Зинаида Павловна. - А
пристань перенесли вниз по реке километров на 7.
Не потащи я лодку
вверх по протоке, через час с гаком дошел бы до нее – там бы и застрял под
дождем.
Мотоциклист немедленно озаботился моей
судьбой и предложил отвезти к себе домой куда-то на другой конец поселка.
- Да у меня лодка
с вещами.
- Так грузи вещи.
- Мне лодку
собрать надо. Это не быстро…
Он долго и искренне пытается понять: зачем
тащить лодку с воды в поселок, пока не понимает, что это не моторка. Сообразив
– расстраивается и ищет другой способ помочь. Устало-вежливо отказываюсь.
Спасибо, милый человек.
- На этой улице
мало народа. Здесь старушка одинокая живет. – говорит он, указывая на второй
дом – Она примет.
Уезжает, скрываясь в туманной мороси.
Разгружаю пакрафт, переношу его к дому
«старушки», снова тихо захожу в сени и переодеваюсь в сухое скинув гору мокрых
вещей. Осталось дождаться пробуждения
хозяйки: разрешит – хорошо, нет – тоже хорошо. Присаживаюсь на стул и… засыпаю…
Одно утешает – не хватила Зинаиду Павловну «кондрашка» при виде спящего на стуле бомжары, забредшего в ее жилище.
- Пьяный еще поди…
Каждый раз потом при воспоминании она
всплескивала руками и извиняясь сетовала:
- Ну надо же, как
я вас встретила…
Разобрались – приютила-накормила-поселила
– низкий поклон! Да, как оказалось, не на день-два, а на неделю!
Сергей Петренко, глава администрации
Марково, проблемами моими, конечно, озаботился, но у него и своих забот
хватает. Вариант с отбытием день-в-день отпал быстро: запись на билеты
задолго до вылета, отдельная запись на подсадку: ну как он попросит кого-то из
своих не взять, а пришлого втиснуть? Мне самому неудобно было бы. В очередь он
меня вписал и на этом ограничился. А вот второй мечтаемый мной вариант – уйти
от Марково в Анадырь на барже – обрел реальные очертания.
- Идут две
самоходные баржи: «Восток» и «Байкал». На «Востоке» кубрик маленький, могут не
взять, а на «Байкал» попробуем договориться.
Узнав, что мне кубрик не принципиален,
можно и на палубе, Сергей махнул рукой и успокоился.
Каждое утро я вставал с надеждой,
собирался, бродил по поселку и ждал отмашки...
Если не очень присматриваться,
Марково никак не тянет на чукотский поселок – скорее на населенный пункт
средней полосы России: густые поля цветущей картошки в открытом грунте, грядки
со стандартной приусадебной растительностью, теплицы, зеленеющие
огурцами-помидорами-перцами, стадо коз, пасущееся на лугу. Разница в деталях: с
ведерком ходят не за земляникой, а за княженикой (кстати, это первое
встреченное мной место, где княженику собирают ведрами – довольно редкая ягода,
обычно только поклевать хватает); в реке ловят не плотву-окуня, а красную рыбу
да хариуса; на крышах сидят не ворОны, а вОроны…
В строениях обычное слияние старого
и нового, но нового немало: школа, дома, больничный комплекс вот-вот откроется,
хотя старая больница еще смотрится совсем неплохо, а из персонала – 1 (один!)
врач – хирург, ответственный за всё: от стоматологии до гинекологии. Площадку
перед школой ровняют-планируют – будет центральная площадь. Новая церковка:
симпатичная, но неухоженная – закрыта, калитка и тропки заросли, висит
расписание за середину июня…
Магазинов немало: от полупустого
госторговского (с хлебом и наиболее дешевыми товарами, но завоз в сезон только
баржами), до коммерческих с разными экзотическими названиями (тронула душу
вывеска: «ИП Дериглазова – магазин «У сакуры»). Эти могут и сами на катере за
товаром сгонять.
Прогулялся до аэропорта. Там обратная
картина: красивое старое здание заброшено, а новое – обычный сарай.
Сколько так можно проболтаться? День, два,
три? Зуд свербит, перед хозяйкой уже неудобно, но Сергей продолжает
обнадеживать – баржи недалеко, ждут подъёма воды, чтобы пройти дальше. Жду и я…
Зинаида Павловна стоически переносит мое
присутствие крутясь по хозяйству. Периодически заглядывают сын Сергей с женой
Татьяной, часто забегают-заезжают два их младших пацана (старший в Егорьевске в
летном, дочь в Питере). Татьяна – родственница Тамары из Ламутского и
собирается туда.
Неделю я продержался – дальше ждать было
совсем неудобно и, в какой-то степени, бессмысленно: вода не поднималась. Можно
было проскочить до барж, но, даже договорившись с капитаном, болтаться
неизвестно сколько без дела на судне не весело – баржи все равно будут ждать
возможности разгрузиться.
«Не повезло тебе…».
...Под моросящим дождем я надеялся на подсадку
в порту – таких здесь было человек шесть, вероятность улететь была невелика.
Все, что можно я оставил у Зинаиды Павловны – норма багажа 10 кг, доплата 400
рублей за килограмм, если еще возьмут перегруз: может идти почта или что-то еще…
Тут же сидела и Татьяна с младшим сыном –
рейс шел в Ламутское, потом возвращался в Марково и летел в Анадырь. Самолет
прибыл и ждал погоду. Час, второй… Появилась надежда, что из-за дождя на
Ламутское не пойдут - 6 мест, забронированных там, остаются свободными.
«Из
нас двоих кому-то должно было повезти»...
Татьяна с сыном уезжают в поселок,
очередь на подсадку проходит регистрацию.
Посмотреть в "телевизоре" на внутренности моего рюкзака
собрался весь имеющийся персонал. Пакрафт подмигивал им изнутри каржаевскими
клапанами, а пять частей ВВ-шного весла исполнили танец маленьких лебедей привстав на
пуанты сомнений...
Видео к части 7:
Комментарии
Отправить комментарий