«Одержимый Джим» или с пакрафтом вдаль… Индигирка (Усть-Нера) - хребет Черского – Яна (Батагай) Часть 4-2. Вверх по Чибагалаху. Серединка. 2020 год

 

«Одержимый Джим» или с пакрафтом вдаль…

Индигирка (Усть-Нера) - хребет Черского – Яна (Батагай)

Часть 4-2. Вверх по Чибагалаху. Серединка.

2020 год

 

«…Boots – boots – boots – boots – movin’ up an’ down again!.»

 

Редьяр Киплинг «Boots»

 

Баба Яга и дырявая нога.

 

Вьется наша с пакрафтом дорожка с берега на берег, с пляжа на взгорок, со взгорка в тьму-таракань и обратно - дальше, дальше, дальше:

«буц-буц, буц-буц…» - переправа –

«вверх – вверх - вверх по Чибагалаху» - переправа –

«…только ноги вверх и вниз» - переправа –

«вверх – вверх - вверх по Чибагалаху» - переправа…

Помните, еще из детства:

«Есть у меня шестерка слуг…»

Тоже, кстати – одно к одному – Киплинга, нашего, Редьяра творение.

Правильные памы и мапы, дебушки и бадушки, и сейчас все то же самое детям и внукам на ночь листают, бают да аукают…

Так вот…

Я же не лыком шит! (а хоть бы и лыком! Лапти да корзинки не из шелков же плести…) - у меня тоже «шестерка слуг есть» три для переправы и три для «буц-буц»…

Для переправы - Вдун, Дудун и Шлепун.

Вдун – это мешок-насос, легкий, как выдох, Дудун – спасик такой надувной: надудунишь его и – плыви. А Шлепун – это и непонятливому понятно…

В общем, все просто: вдуешь – надудунишь – и -  шлепаешь – вот и вся переправа…

С «буц-буц…» тоже все незамысловато - для этого есть Тяп, Ляп, и Ни-туда-б-ни-сюда-б

Тяп – на ногах, Ляп – в руках, Ни-туда-б-ни-сюда-б – за спиной. Погнали!

 

Вдул – Надудул – Шлеп-Шлеп –

Ни-туда-б-ни-сюда-б – Тяп – Ляп –

Вдул – Надудул – Шлеп-Шлеп –

Ни-туда-б-ни-сюда-б – Тяп – Ляп …

 

И так весь день!

И так изо дня в день!

Вот такой ритм, едрёна вошь! Вот такой вот график движения! Отличная скороговАрка для любителей размять язык!)

Что-то я малость рассусолился – идти надо!

«Буц-буц, буц-буц…»

Ни-туда-б-ни-сюда-б – Тяп – Ляп …

 

Хорошо!...

Дождик ушел, свернув в рулон и засунув под мышку задник с мелколиственничником – хрумкаем по ягелю, чмокаем болотцами…

 

То валунною дорожкой,

То медвежьею лепёшкой…

 

Ни-туда-б-ни-сюда-б – Тяп -… Хря-а-А-А-АП!

 

Отступление.

 

Москва, 70-е, Живописная, Паршина, Новикова-Прибоя… - задворки Хорошево, пустыри, бор Серебряный… Стогина нет даже в проекте: в ту сторону, на месте нынешнего моста сооружается зимой понтон, чтобы можно было добраться до деревеньки Троице-Лыково с церквушкой и рыбакам попасть в Строгинские затоны – рыбы тогда там было - как нынче в глухом Подмосковье… Весной понтон снимали, шел лед. Мы плыли на льдинах во взрослость, отталкиваясь палками от дна и берега. Летом попасть на другую сторону можно было на лодке, или на речном трамвайчике, или просто – переплыть с вещами на голове, рискуя угодить подо что-то проходящее…

Ближайшее метро – «Сокол». «Таганско-Краснопресненской» ветки тоже не было…

«Место силы» - стадион «Октябрь»: футбольное поле с матчами на первенство Москвы и выше до первой лиги – зимой на нем, на беговых дорожках, заливали большой освещенный каток. Плату взимали только за прокат коньков… Сколько влюбленностей на нем началось или завершилось? Не счесть… Играла музыка и люд плавно катился почему-то против часовой стрелки. «Покровские ворота»…

 Несколько хоккейных коробок, на которых (бывало – одновременно, и зрители толпились и переходили от одной к другой), игрались матчи всесоюзной «Золотой шайбы» …

Тут как-то слушал Третьяка – он с серьезным видом объяснял родителям, что надо тратиться на форму детям. Я смотрел и думал: «Ты же сам, сцуко, из «Золотой шайбы» вышел – все бесплатно давалось, только клюшки и коньки свои!» На воротах сборной тогда блистал Виктор Коноваленко – «русский медведь», незаслуженно забытый сейчас. На молоденького Славу, отправившегося вместо него в Канаду, народ смотрел недоверчиво…

Шмот вратаря занимал 2 рюкзака – как я с ним умещался на задней сцепке трамвая, чтобы проехать одну-две остановки?...

Ну, - это я опять растекаться стал – все вспоминалось отнюдь не к этому…

Кто же обходить будет все эти заборы и ограды?

Возле тира забор был бетонный: помните, такие 2-х метровые блоки, заполненные наискосок арматуро-бетонными же ромбиками? Любой перелезет! Ну а с 2-х метров прыг в траву – и ты уже возле трамвайных путей…

«С хрустом железо в ногу вошло…

Вместе с ногою детство ушло»

(был такой жанр «стишков-садюшек», хотя достойных среди них - единицы – трудно удержаться на грани ёрничанья и морально-этических норм)…

… Доска с гвоздем, бодро вылезшим сантиметров на 5 выше подъема ноги, плотно пришкварилась к ступне.

С возрастом я слышал еще несколько подобных историй и каждый раз удивлялся: ступня – это же не растопыренные пальцы – как умудряется посторонний предмет находить путь не только в хитросплетениях мышц, но и в хрящах, суставах? Или наоборот: как хрящи и суставы умудряются себя сберечь при такой атаке, пропустив «инородца»?

Я лежал на ягельнике и «слушал» себя…

Каждый раз моя реакция на экстремальные ситуации удивляет меня самого. Наступает некое мобилизационное спокойствие, только разум объект за объектом сканирует тело на сохранность: это – нормально - щёлк, это – нормально - щёлк, здесь боль – шевельнись так – нормально – ушиб - щёлк, здесь плоховато – надо обратить внимание – щелк, и – так далее.

Мозговая томография…

В ступне, вровень с подошвой сапога, торчал обломанный лиственничный стилет диаметром больше сантиметра. Лиственница вообще долго- и хорошо- сохраняющийся продукт – не зря еще совсем в недалекой истории именно из нее возводили сваи и фундаменты домов, опоры мостов и всего, что подвергалось долгосрочному экстриму…

Бугорок на подъеме сапога говорил о том, что «стилет» либо вышел, либо попытался выйти наверх…

Лиственничный ствол устал… Ветра, снег, ненастья придавили его в конце концов к земле высушили и вдавили в болото. Травы и мхи перекрыли его тело, звери переломали выступающие ветки, сучья окатались с боков и заострились к верхушкам, заматерели и окрепли временем – отличный невидимый капкан для тяжело шагающей тушки придавленной к планете массой рюкзака и загадочной, непознанной силой тяготения... Заточка хрустнула при падении и осталась в теле.

Высвободившись из лямок «Ни-туда-б-ни-сюда-б», я сел на рюкзак. Налетел гнус – место было «невкусное» для стоянки, для лечения, для лагеря…

Посмотрел карту – в паре километров дальше устье ручья Нюкунья.

Выдернул сучок, прямо через сапог – он оказался неожиданно большим – сантиметров 5-6. Сразу хлюпнуло и потекло, но переобуваться-перевязываться не имело смысла: только время потеряю, да еще мусор какой занесу. Кровь сразу не остановить, а повязка в любом случае собьется. Пусть вымывается грязь, если попала, хотя Север, болото – довольно стерильные условия. «Стилет» сунул в карман и потом выкинул в реку – нечего зверушек запахом крови развлекать.

Пошли…

«Буц-буц, буц-буц…». Не выходит ритм… Получается стандартное:

«Рупь – двадцать, рупь – двадцать».

Ну и ладно…

Вспомнилась детская загадка: «Сколько будет рубль двадцать умножить на рубль двадцать?»

- «Рубль сорок четыре» - обычно следовал ответ математически подкованного собеседника.

- «Как же так» - возражал вопрошавший – «Рубль плюс рубль – уже два рубля, а тут: рубль двадцать умножаем на рубль двадцать! и – всего рубль сорок четыре!?»

- «Хм-м… А! 14-ть сорок, наверное!» - озаряло «математика».

- «Ну, прям! Два рубля на два рубля – всего 4 рубля выходит, а рупь двадцать на рупь двадцать – аж 14-ть сорок!» - доставал «козырь» вопрошавший….

А Вы знаете ответ?

Так и шли эти пару километров:

Ни-туда-б-ни-сюда-б – Тяп – Ляп – Рупь – двадцать –

Ни-туда-б-ни-сюда-б – Тяп – Ляп – Рупь – двадцать…

«Конец простой: пришел тягач,

И там был трос, и там был врач…»

 

Дошел до ручья, поставил лагерь, разулся, осмотрел дырку. Сучок не пробился «наружу» - раздвинул кости, пошевелил кожу, а выйти – длины не хватило – подошва и портянка удержали миллиметры…

Кровь идти перестала, промыл все, залил йодом, засунул в прокол тюбик эритромицина для глаз, который там почти весь уютно поместился, и выжал вовнутрь его добрую порцию («глазной» эритромицин помогает мне на Севере при всех мелких и не очень воспалительных процессах на коже).

Намазюкал сверху из того же тюбика и забинтовал.

Примерно то же проделал с дыркой в сапоге и тюбиком клея.

Сапог «зажил» гораздо быстрее.

Закончился очередной хороший и тяжелый день. Лишь бы рана не воспалилась…

Спа-а-ать…

PS Вдруг, совершенно неожиданно, к этому моменту может обнаружиться сугубо дотошный и внимательный читатель, который спросит: «А при чем здесь, собственно, баба Яга в заголовке?!»

И я, гордо отклячив дырявую ногу, отвечу: «А ни при чем! Просто так написалось!»

PPS (шепотом)…знаете, если очень аккуратно и с любовью умножить рубль-двадцать на рубль-двадцать, то может получиться отличная ореховая дудочка…

Всё…

 

Движенье вверх, находки, потери и поиски.

«Ой ду-ду, ду-ду, ду-ду,

Потерял мужик дуду.

Ищет-ищет – не нашел,

Без дуды домой пошел»

Народные

потешки

 

Когда-то, когда стада оленей и население Момы и Хонуу были тучны и многочисленны, по Нюкунье, из ее верховий, через Чемалгалинский хребет шла тропа, обозначенная на картах Генштаба.

Я был уверен, что как таковой ее уже нет, но коварный глист-искуситель Надежда продолжал мерзко ковыряться в закромах сознания.

Тропа, которая худо-бедно существовала еще несколько лет назад, шла значительно выше. На ней было две перевалочных базы и лабаз – все на расстоянии полного ходового дня вьючной лошади друг от друга. Одна из баз находилась на предполагаемой нитке моего маршрута, посещение лабаза рассматривалось как вариант…

Утром вставалось с опаской, но катаклизма не произошло. Дырка ноет не критично, идти вполне себе можно, «мозговому компьютеру» добавлена задача выбирать относительно плоскую площадку под левую ступню: при «точечной» нагрузке на центральную ее часть срабатывали рефлекторные заморочки, нога норовила согнуться от боли, а тело – завалиться на бочок. Расходится потихоньку.

Пошли…

«буц-буц, буц-буц…»

«вверх – вверх - вверх по Чибагалаху»…

 «Рупь-двадцать»! – неожиданно сбивается речевка – трудно передвигаться по валуннику не наступая на округлые камни…

Бесстрастный навигатор фиксирует в срединной части Чибагалаха увеличение уклона. Поток воды становиться более мощным, препятствия – более сложными, виденное оставляет варианты прохода без обноса и залезания в основную струю. Сие смотрелось и фиксировалось не только из-за красоты и любопытства: до Табанды вариант свала обратно по Чибагалаху на пакрафте – единственный реальный путь отхода в случае ЧС.

Ручей Солорун – здесь древняя тропа перебиралась на правый берег. Я предполагал далее в переправах ориентироваться на нее – наверняка оленеводы знали береговой рельеф, характер реки и, исходя из этого, планировали переходы. Однако в современной обстановке форсирование реки в этом месте было явно неудобным, а обширные валунно-галечные пляжи намекали на смену русла с прежних времен. Недолгие попытки найти выход тропы на берег привели к обнаружению маленького заросше-замшелого каменного таганка со следами копоти внутри, следы самой тропы нигде не просматривались, так что – продолжаем движение по левому берегу.

«буц-буц, буц-буц…»

«вверх – вверх - вверх по Чибагалаху»…

 «Рупь-двадцать»!

- пока не упираемся в прижим, переходящий в скальник. В принципе, солнце и погода позволяют еще идти, но хорошее место для стоянки на том берегу не просматривается, надувание-сдувание пакрафта съест оставшееся время – будем вставать…

Вода – чистейшая, горная, отдающая в зелень и голубизну. Над бочагами плывешь - как над другой планетой…

Рыба в срединной части есть, но вставать нужно в перспективных местах, а не там, куда дошел и уперся, ловить лучше на дневках, а не уставшим в выгаданные 20-30 минут… Вымученная рыба у меня здесь выходила (если выходила), плюс пару блесенок (совсем считанных в этом маршруте – поштучно брал из-за веса) на струе посадил…

Пакрафт накачал с вечера, утренние сборы закончились переправой, дальше день по считалочке:

Ни-туда-б-ни-сюда-б – Тяп – Ляп –

Вдул – Надудул – Шлеп-Шлеп –

Ни-туда-б-ни-сюда-б – Тяп – Ляп –

«Рупь-двадцать»…

 

Прижимы идут часто – горы к реке жмутся, что ни излучина – прижим. Где-то – по краю ползешь-продираешься, где-то – пакрафт надуешь. Если повезет с валунно-галечным пляжем, то можно километр-два до следующего прижима лодку протащить-пронести накаченной, но такое и было-то – раз. А по лесу волочь – пробьешь. Сдувать приходится…

Если поспокойней – плыву на рюкзаке, а поволнистей – сидушку-подушку поддуваю и вкорячиваю «Ни-туда-б-ни-сюда-б» сзади, а то камень или волна снизу поддаст и слетишь сверху в воду как миленький.

 

Так потихоньку добрался я до места, где на карте старая тропа уходит распадками прочь от воды, обходя сжатую впереди с двух сторон горизонталями реку.

Дневка…

Дух перевести, ноге отдых дать, рыбу вымучить, ягод поесть, подумать-решить: куда дальше двигаться.

Оба варианта не вызывали восторга. Тревогу вызывали оба варианта…

Через горки надо было проскочить одним днем. Вроде и путь невелик, но какие там «буераки-реки-раки» ждут и неизвестно, и известно – «плавали-знаем». Дырка эта, опять же – не ко времени. Хотя – когда она была бы «ко времени»? Посмертно она была бы ко времени…

А вдоль реки – упрешься в «непроход» и придется либо заниматься скалолазанием с неподъемным рюкзаком, либо сваливаться обратно к месту «старта» по реке: только время и силы потеряешь.

Как ни крути, не зря раньше в обход ходили – надо ползти распадками…

Третий день не было дождей. Запаха гари не чувствовалось, но небо и дальние горы стало затягивать отголосками пожаров.

Напротив палатки, через реку, на склоне горы – белесые высыпы с овальным пятном: то ли скальник, то ли дернина. Днем – пятно и пятно…

Солнце клонится к закату и из овала отчетливо проступает якутское лицо.

- «Какие ваши доказательства?» - до утра грозно вопрошает оно.

- «Кокаином!» - отвечаю я во сне голосом Шварцнегера показывая на дырку в ноге…

«Шаг. Остановка.

Другой. Остановка.

Вот до балкона

добрался он ловко…»

 

Я, конечно, не такой ловкий, как неизвестный герой Самуила Яковлевича, но ползу примерно так же: медленно и с остановками. Тяжело ползу, натужно…

Как и где здесь проходила тропа – трудно сказать. По крайней мере, не там, где я шел и не там, где она нарисована на карте – нелегкий, крутой, проваливающийся и буерачный склон выводит меня в крупноглыбовый курумниковый распадок.

«вверх – вверх - вверх по Чибагалаху»…

Гнусная мыслишка свалиться обратно, надуть пакрафт и попробовать подняться по реке несколько раз посещала меня - секундная слабость мозга. Никуда, конечно, я не свалюсь: буду переть, как скрепер, пока не дойду…

После перевальной части стало легче, ноги уже местами шлепали под уклон, но тут я выскочил на большую верховую поляну. В центре ее, в окружении кустарника, росло несколько лиственниц, а сама поляна шумела на ветру ровным травяным покровом. Путь мой лежал аккурат на другую сторону. Вперёд!

Ща!...

Под ровной травянистой поляной маскировался жесточайший кочкарник!

- Тоже мне! Что мы, кочек что ли не видели!? – могут неделикатно подумать отдельные несознательные читатели. А сознательные – деликатно не подумают…

Бывают кочки вредные - в огородах, меж кротовых норок, бывают и полезные – большие, ягодами усыпанные. Встанешь рядом с такой – морошку можно не нагибаясь в рот загребать. А бывает – кочкарник…

Отступление.

С вездеходами я, честно говоря, дел имел немного. Все больше вертолетами да ногами, ногами да вертолетами.

И в тот далекий год мы на вездеходе не работали, но так сложилось, что обратно гнать-сопровождать его довелось нам: Игорю Оржеховскому и мне. А водителя я и не помню – с другого отряда были и вездеход, и водитель.

Якутия, самый конец сентября или начало октября, зима, снег, морозы уже в районе 20-ти, лесотундра и реки встали, но снега еще немного. В вездеходе температура чуть выше «забортной», ночуем вертясь в спальниках на раскладушках вкруг костра как колбаски на гриле.

Днем едем – хорошо так едем, бодро: сопками, распадками, долинами. Пока не попадается на пути кочкарник.

Кочки уже замерзли – стоят надолбы в метр и больше, друг к дружке жмутся, щетинятся, как противотанковые ежи.

Метров сто-двести медленной зубодробилки, двери распахиваются, вездеход ползет еле-еле, внатяг, и, с одной стороны водитель, с другой я или Игорь (кому свезло по времени на пассажирском месте оказаться) заколачиваем молотками пальцы обратно, чтобы гусеницы не распустились. Следующие 100-200 метров и – процедура повторяется. И так пока кочкарник не кончится. Воспоминания…

Хорошее было время – молодое.

 

Пройти по такому кочкарнику вЕрхом и без рюкзака-то не получится – больно неустойчивая конструкция такая кочка, а с рюкзаком и думать нельзя – ноги переломаешь. И между кочками не пролезешь: проходы узкие, а кочки высокие – рюкзак не пропихнуть. Хорошо, если воды нет или мало, а бывает – «будь здоров». А если еще какие кусты ивняка на кочках выросли - ползи в дебрях как хочешь…

Вот в такой кочкарник я и забурился на «травянистом поле» - верховой долине ручья. Ручья-то как такового нет, только «приустьевая» часть кустарником и листвянками в центре «поляны» обозначена.

 

Очень маленькое отступление-быль

 

Геологический маршрут.

Геохимия по сетке.

Гнус, слепни, жара-духота, полный рюкзак проб.

Задолбавшийся геолог заполняет пикетажку:

«ТН №…

Точка наблюдения залесена, задернована, заболочена….

(в сердцах) – И закочкована к едреней фене!

 

К кустам, к лиственницам добрался я изрядно пыхтящий, отдувающийся, и уткнулся носом … в медвежью лёжку без хозяина! Пару раз вздохнул и попер дальше – шумно, прытко, весело, вприпрыжку – видимость в кустах – 2-3 метра, а если это еще медведица с любопытными медвежатами…

Перебравшись наконец-то «подобру-поздорову» на другую сторону долины, я неожиданно осознал себя стоящим на тропе. Это было, скажем так, приятно! Причем она практически совпадала с обозначенной на карте.

Следы на ней были только звериные, лишь однажды попался на глаза огрызок старого сапога.

Конечно, если «обратной ходкой» пройтись по тропе, то, вероятно, можно найти где она отходит от реки и взбирается в горы. А можно и не найти. По крайней мере, поднимаясь, я мало того, что шел по ней, нарисованной на карте, но и постоянно специально искал ее, отходя на несколько десятков метров в ту или другую сторону. А вышел-увидел – только здесь.

Дальше почти до Чибагалаха я с тропы уже не сходил – читалась она неплохо, где-то визуально, где-то интуитивно, и уперлась в озеро вдоль которого проходит на карте. Интересно, что, зная это, можно увидеть ее у озера на космоснимках, но проследить выше не получается…

На спуске, за несколько десятков метров до озера, в траве рядом с тропой…топор! Заросший, невидимый, каким боковым зрением он попался мне на глаза? Вполне себе рабочий, крепкий, острый, не очень ржавый и не очень нужный, вывалившийся когда-то из плохо увязанной сумы оленевода. Пристроил его висеть на сук лиственницы прямо рядом с тропой – кто знает, может заметят? Пропадет на земле…

Поиски продолжения вдоль озера и за ним ни к чему не привели – ломанулся напрямую, через лиственничный редут. Атака оказалась неожиданной, и он пал.

Чибагалах лежал внизу – оставалось спуститься и разбить лагерь.

Главное – не спешить от радости, а то недолго и на вторую ногу окриветь.

(задумчиво) - Зато ходить стану ровно, полновесными рублями:

«рупь-рупь, рупь-рупь….»

Лагерь напротив р.Самнель – именно здесь я расположился, завершив переход.

Вниз по реке открывается причина обхода – на правом повороте русло стиснуто прижимами с обеих сторон. Перед входом на участок обхода на снимках - большая наледь – в реальности я ее не увидел, однако на видео, при зуммировании, ее начало становится хорошо заметным. Почти вся река от начала до конца обхода - в белой воде (особенно вверху). По снимку ее серьезность не оценить – на нём вообще много белой воды, но зачастую это достаточно простые шиверы. Хотя вполне вероятно что-то большее…

Ну а меня ждет заслуженный отдых. Палатка стоит, развожу костер (плавника в этом месте почему-то почти нет), ставлю воду на костер, переодеваюсь… Переодеваюсь…Перео…

Что-то не то…

На ремешке болтаются только пластиковые ножны – нож отсутствует. Етить-колотить!

Вспомнилась медвежья лёжка – не иначе как при продираниях-шараханиях через кочкарник и кусты зацепился и вылетел – больше негде.

 

Внимание! В районе прижимного участка реки Чибагалах обитает медведь, вооруженный шведским ножом Morakniv!

 

Вообще странно: купил я в Сплаве на маршрут 5 новых позиций: две потерялись, две изрядно повредились, и только самая дешевая доползла со мной до конца целой. А все старенькое как ходило – так и ходит. Подозрительно…

 

Остальные убытки впереди, а пока – пластиковые ножны отправляются в костер (ходил ты, Сереженька, с самодельными берестяными ножнами и простыми кухонными ножами – и ходи дальше), от спасика отстегивается маленький, почти кругленький складень для одной руки – сын отдал за ненадобностью – теперь это мое основное «орудие производства».

День пройден.

Умиротворенный, я с улыбкой засыпаю…

Хорошо!...

«Солнце встало – солнце село,

За звездой звезда взлетела -

Я еду в синий горизонт…

Солнце село - солнце встало,

За звездой звезда упала –

Я еду в синий горизонт…»(с)

Утро встречает моросью и провожает дождем…

Предыдущим переходом я вышел на конечную двухсотку этапа «Чибагалах – Табанда» в ее юго-восточном углу. Озеро замаячило в северо-западном, впереди вся карта по диагонали, зато конец виден. Пройденные листы уходят на растопку…

Иду по берегу, придерживаясь направления тропы. Самой тропы нет, встречаются лишь отдельные намеки на то, что она здесь была. Так дохожу до места ее очередного перехода через реку. Прижим выглядит не критичным, пробую пройти по нему, экономя два «вдутия-сдутия». Это удается, и я продолжаю движение под дождем…

Очередной привал. Пристраиваю «Ни-туда-б-ни-сюда-б» к корню листвянки на склоне и решаю поснимать. Сую руку в карман и… Камеры нет.

Знаете этот мерзкий холодок-опустошение при потере чего-то нужного, важного? Глупо начинаешь шарить по уголкам, в которых этой вещи никогда не было и быть не могло, по нескольку раз залезать и заглядывать в места, куда потеря даже не поместится…

Самая дешевая «Сонька» с зуммом была куплена тоже перед маршрутом в довесок к «непромокаемо-непробиваемой» гоупрошке. Ее приходилось хранить в герме и оберегать от всяких нехороших внешних воздействий, зато можно было «худо-бедно» разглядеть дальние планы. Угрохана была вся пенсия, но в данный момент мне было не жалко денег. Мне и камеру было не очень жалко. Мне, до слез, безумно жалко было симку – там были все кадры: поезд, Усть-Нера, Индигирка, Касман, евражка… Вплоть до «схлопывания» прижимов на предыдущей стоянке…

Камера «ехала» в кармане штормовки, и я точно помнил, что на одном из привалов, в очередной раз забравшись на склон при обходе береговых буреломов, была положена на рюкзак при доставании из того же кармана салфетки: дождь постоянно заливал очки – время от времени их приходилось протирать. Видимо в этот момент она скатилась, а я, отдохнув, взгромоздил ««Ни-туда-б-ни-сюда-б» на спину и потопал дальше…

 

«Отряд не заметил потери бойца…» (с)

(Именно из-за этих слов я не люблю эту песню – они мне кажутся чудовищными…)

 

События при монотонном движении путаются, тасуются шуллерской колодой… Мне казалось – эпизод доставания-протирания случился где-то в середине пути.

Время до сумерек было и, оставив рюкзак, я отправился в обратный путь, пропуская пару ближайших остановок и нацелившись (слава навигатору!) сразу на третью.

Нудно и тяжело топая под дождем (минут 40 буцаешь – отдых – минут 40 буцаешь – отдых…) пройденный путь кажется небольшим. А когда налегке идешь назад по пройденному маршруту понимаешь: «Ничего себе, я сегодня отмахал…».

Казалось – быстро проскочу, а все шел, шел, шел, усматривая массу вещей, не замеченных ранее, когда в мороси все внимание было сосредоточено на постановке ноги на курумнике, палки на склоне, балансировке, дыхании… А оказывается столько красоты прошел: склоны, лес, дождь, река… даже наледь в двух шагах не заметил. Хорошо налегке бродить…

Так и шел по навигатору от точки к точке пока не понял, что пора поворачивать, а то к темноте вернуться не успею. Камеры нигде не было…

Не было камеры и никакие виды не могли убрать горечь!

На обратном пути я вновь и вновь проходил «точки отдыха», я возненавидел эти грибы, которые иногда бросал в похлебку – какая-то помесь маслят, козлят и лисичек – под дождем они росли на глазах, вспучиваясь желтеющими кустами. Я продирался к ним с надеждой, переходящей в уверенность – маленькая герма, в которую была укутана камера, была желтого цвета – и упирался в эти вздувшиеся под листьями обманки…

Предпоследняя, пропущенная точка… Безнадега…БЕЗНАДЕГА!...

Придется вставать лагерем и на следующий день проходить весь дневной маршрут до точки старта, возвращаться…

Последнее, ближайшее к рюкзаку место отдыха…

Сумерки…

Уютно и спокойно, притулившись среди листьев, веток, жухлой и зеленой травы лежит, поджавши коленки, комочек гермы…

Вот тебе и «середина пути»…

Шел дождь, и под этим дождем, на хребте Черского, в центре Чибагалаха, между небом и землей пританцовывал счастливый человек, подставляя лицо каплям и припевая: «А я камеру нашел! А я камеру нашел! Симочка! Симочка!»

Дождь стих, окрестности стало заволакивать сказочным, почти мистическим туманом.

К рассвету его можно было накалывать на вилку, отрезать маленькими кусочками и, посыпав сахаром, лакомиться ими с утренним чаем. Туман таял во рту, оставляя послевкусие причастия…

Лагерь геологов

Наши палатки латаны,

С неба видны заплатами.

Строчим маршрутов тропы мы –

Тундру брезентом штопаем.

 

Сейчас я не смог бы написать эти строчки – давно перестал любить «тематическую» поэзию: геологическую, туристическую и т.п., с ее сурово-романтичным или бодро-костровым запалом. Говорить об этом можно много, ну, да речь здесь о другом – сие мои проблемы, а не читателя…

Наконец-то я добрался до последней переправы «тропы» через Чибагалах – дальше она целиком перебиралась на левый берег, что планировал сделать и я. Заканчивался «пакрафтовый» этап реки, дальше лодке предстояло ехать «верхом» до стапеля на Ине.

Отрезок тропы был обнаружен в лесу у берега ближе к переправе и довольно бодро и четко довел до нее.

Это мне понравилось и вселило ожидание найти продолжение на другой стороне.

 

- «Не обольщайся!» - одернул себя «внутренний голос» и немедленно обольстился.

 

Переправился и стал нарезать круги в поисках тропы постепенно увеличивая радиус – ни-че-го! Только старые, срубленные в приснопамятные времена пеньки свидетельствовали о людях.

Придется идти стандартно – вдоль берега.

Ан – нет!

Довольно быстро я уткнулся даже не в прижим – прижим виднелся дальше – а в вогнутый каменистый обрыв, ползти по которому было крайне неудобно, а выползать в конце наверх перед прижимом – тем паче. Пришлось лезть вверх, пока есть возможность.

 До тропы, обозначенной на карте, через лес идущей – рукой подать, более того, она там не одна, - целых 2 тропы сходятся …

«Леший водит!» - фраза, наиболее полно отобразившая мой дальнейший путь.

Проломился до «первой тропы», продрался до сочленения обеих…

Постоянно казалось: вот она – тропа – впереди. Но протиснувшись до заветного места, я вновь оказывался в каком-нибудь болоте, пока на "впал" в полную румяную опу.

Ноги проваливались выше колена и застревали там в бочажинах, корнях и буреломе, трековые палки летели за ногами и запутывались в вышеперечисленном, рюкзак не давал ни провалиться ниже, ни выбраться наружу…

Встал вопрос о продолжении пути двумя ходками и свале при первой возможности обратно к реке. Опа сопротивлялась – ей не хотелось терять клиента.

Путь к Андынгде 1-й был густо усеян нервными клетками и нецензурными словами. Клетки поблескивали на солнце и переливались чем-то грустно-протяжным из репертуара панфлейты, а слова молча и тяжело лежали средь медвежьих куч. Но диссонанса меж ними не было…

Река Андынгда 1-я, левый приток Чибагалаха. Ну, такое, мягко говоря, странное название. В моем замотанном мозгу по какой-то аналогии возникает «Эмир Бурухтан Второй Второй» из фильма «Неисправимый лгун».

Гнус и лес как-то сразу поредели, стало полегче, дальше к Чибагалаху вели заросли ерника – не очень приятно, но с опой никакого сравнения.

По пути, на краю лесного клина, встретились заросли голубики, густо усеянной ягодами, величиной с виноград кишмиш. С полчаса я горстями набивал ими рот, пока оскомина нАпрочь не свела скулы.

Именно такими показывают вампиров в ужастиках: перекошенная рожа, раззявнутый красно-фиолетовый рот, выпученные глаза, хромают и издают невнятно-хрипящие звуки. Ясное дело – голубики на Чибагалахе объелись…

К реке спустился – шикарный галечный берег, как катком укатанный.

Где та опа? Как будто в кошмаре приснилась, а не в жизни была.

Только трековая палка без лепестка, оставшегося в бочажных глубинах говорит – было.

Леший водил…

Еще с утра все окрестности опять заволокло маревом – одного «сухого» дня хватило нагнать отголоски пожаров на горы, лес, реку. Солнце пробивало дымку неярким кружочком – как лампочка сквозь абажур.

Чибагалах перестал подрёвывать – уклон опять стал отложистым: пологие берега, пологие, журчащие шиверы. Хариус наловился сразу, без проблем: бросок - хариус, бросок – хариус. Четырех хватит…

Переход предстоял короткий – до перевалочной базы оленеводов, поэтому собирался неспешно, ел, чай пил, собирался, снова ел, снова чай пил…

Пошли…

«Буц-буц, буц-буц…»

Хорошая дорога, хороший путь, идти легко…

Неожиданно упираюсь в разрушенное строение – крыша провалилась, берег подмывает, и оно постепенно сползает к воде.

- «Наверное, оленеводы бросили» - думаю я.

Что-то в нем есть странное, но я еще не понимаю – что…

Прохожу чуть дальше. Через пересохшую протоку – каркас от палатки.

Удивляюсь – вроде оленеводы на каркасы палатки не ставят, а тут поставили…

Не ожидаю я что-то другое здесь увидеть - мозги зашорились.

Иду дальше и, наконец-то до меня доходит – это же лагерь старый геологический…

Другой каркас, третий… С десяток каркасов под палатки, в стороне – лестница к лабазу тянется, сруб-холодильник в землю врос. И возникшее позже - между ними - заготовка под чум и кострище оленеводов с бараньими рогами рядом.

- «Это же баня у них была!» - наконец-то докатывает до меня воспоминание о разрушенном доме. Одно окошечко, бочка-печка и бочки, обрезанные - под воду, лавки узкие по стенам, остатки кружек-кастрюлек эмалированных и дверка к воде. Баня была…

Я сажусь, комок подкатывает к горлу.

Жили, работали, любили, мечтали… Каркасы остались…

Сколько их по стране, в глухоманях, от нас, от нашей жизни сохранилось… Одни каркасы...

Надо идти – что душу корежить?

Подхожу к Андынгде.

Недалеко, меньше километра за ней, у озерка, будет база оленеводов, дом, а вдруг и – люди. А вдруг и - баня… Блинчиков напеку…

Пошли…

 

Видео к части 4-2 здесь: https://youtu.be/dIWTfVNstrA

 

PS Район крайне редко посещаемый. Видеоинформация в интернете на него практически отсутствует. Поэтому НАМЕРЕННО видео затянуто видовыми кадрами в ущерб какой-то динамике. Может быть кто-то, благодаря этому, соберется в путь. Ну, а кому неинтересно – промотает или выключит.

PPS Гоупрошка мной часто используется как диктофон. Наговариваю я больше для себя – мысли или чтобы потом что-то не забыть. Не всегда это совпадает с видеорядом, поэтому на некоторых кадрах звук отсутствует.

PPPS  Бумажные варианты карт я распечатываю на дешёвом принтере, вгоняя их в формат А4. Названия географических объектов прочитать на них проблематично, поэтому в кадре я могу нести всякую ересь, дублируя ее титрами – верьте им, а не тому, что говорю)))

Комментарии

  1. Долго подбирал максимально точное определение отрезка этой саги - ничего цензурного не подходит. Единственный вариант - пиздец! (sorry)

    ОтветитьУдалить

Отправить комментарий

Популярные сообщения