«Одержимый Джим» или с пакрафтом вдаль… Индигирка (Усть-Нера) - хребет Черского – Яна (Батагай) Часть 4-1. Вверх по Чибагалаху. Первые дни. 2020 год

«Одержимый Джим» или с пакрафтом вдаль…

Индигирка (Усть-Нера) - хребет Черского – Яна (Батагай)

Часть 4-1. Вверх по Чибагалаху. Первые дни.

2020 год

 

«…вверх, вверх, вверх

по Чибагалаху…

Я иду вверх, вверх, вверх

по Чибагалаху….»

 

Отступление.

 

Начинать с отступления, наверное, неправильно.

Вроде ничего еще не сказал и сразу – ба-бах! – отступление.

Ну и ладно.

…

Этот ритм: «…вверх, вверх, вверх по Чибагалаху….. Я иду вверх, вверх, вверх по Чибагалаху….» сопровождал меня всю дорогу. Я был уверен, что он сложится в песню.

Разбросанные строчки рождались в голове и подтверждались одышкой…

…

Перечитываю…

Как-то все оказывается банально, беспомощно, надуманно. Я бы даже сказал – стыдновато… А, возникая, казалось – здОрово! Класс!

Истиной остаётся только ритм: «…вверх, вверх, вверх по Чибагалаху….. Я иду вверх, вверх, вверх по Чибагалаху….»

Не вышло песни. По крайней мере – пока…

…

Так возникли в видео «Пехотные колонны» Киплинга. К Киплингу претензий нет…

…

Мне откровенно не нравится ни один перевод этого стихотворения. Как, впрочем, и известные всем русскоязычные исполнения. И к тем, и к другим есть масса вопросов…

…

Перевод – вообще проблемная вещь. Слово, к великому моему сожалению – немножко производная второго порядка (на всякий случай, извиняюсь перед математиками. Вполне возможно, что я употребляю термины не по их назначению)…

Музыка, живопись – вне языков и понимается на подсознательном, интуитивном уровне. А слова, поэзия…

Ну, например: являются ли переводы Бориса Леонидовича творений Шекспира собственно творениями Шекспира, или это в бОльшей мере песнь Пастернака?

«…дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух…» Кстати, переведенный на другой язык этот отрывок Николая Васильевича останется ли его творением?

«Я вчера закончил ковку,

Я два плана залудил…»

Сие «залудил» Владимира Семеновича можно вообще перевести на другой язык? Или «лужение – это технология антикоррозийной защиты металла от взаимодействия с окружающей средой»? И будет ли получившееся произведением Высоцкого?

А дальше, тем паче, задумчивое «наше всё» на Пушкинской площади… Если кого-то спросить, то, даже не зная, он догадается, какие стихи на нем высечены – конечно «Памятник». Они же во всех пушкинских сборниках, и в школе проходятся и в фильме «Курьер», помнится, их главный герой читает, выдавая за свои… А то, что это, собственно, вольный или не очень перевод оды Горация «К Мельпомене», что до и после Пушкина к ней успешно обращалось множество известных поэтов, начиная с Державина и Ломоносова известно не всем. По нынешним реалиям, Александра Сергеевича и к суду могли бы притянуть за ремейк).

Сложное отношение у меня со словами вообще и с переводами в частности…

…

Из последних наиболее известно творение Ады Оношкович-Яцыны, вытащенное «на свет» и размноженное Евгением Аграновичем.

Даже не трогая извечно-спорное «Нет сражений на войне» - «Отдыха нет на войне» (не буду вдаваться в детали: кому любопытно – найдет, кому скучно – пропустит), достаточно того, что «пыли» у Киплинга нет и в помине (извините), а есть ритм шагающей пехоты. Собственно, и стихотворение называется «Boots» («Boots» - это и ботинки, и пинок-удар, и звукоподражательное «бух-бац»(с)), а никак не «пыль».

«Boots – boots – boots – boots – movin’ up an’ down again!» - на мой взгляд, наиболее близок по смыслу перевод строчки неизвестного мне автора из интернета: «Буц-буц, буц-буц – только ноги вверх и вниз!», передающий этот шаг, звук, монотонность…

С арифметикой у Ады вообще проблемы:

«Восемь – шесть – двенадцать – пять – двадцать миль на этот раз,

Три – двенадцать – двадцать две – восемьдесят миль вчера…»

Она вообще представляет, сколько можно пройти за день, тем более в амуниции?

Ну, и так далее….

С Евгением Аграновичем – тем паче. При всем моем огромном уважении к человеку, прошедшему войну…

Ну, выкинул три строфы оригинала, а еще две переставил… Ну, дописал что-то свое, довольно банальное…

Мелодия… Тут не хотелось бы грешить…

…Кто из читающих помнит, откуда он знает слово, предположим, «воробей»? И вообще: откуда он знает, что воробей – это «воробей»?

Где-то в задворках памяти лежит информация, возникающая «сама-собой» и принимаемая «за свою»…

Стихотворение Киплинга опубликовано в 1903 году. А в 1929-м, когда Евгению Даниловичу Аграновичу было 10-11 лет, вышел диск Питера Доусона. Мелодия Агановича – ее «дворовый» перепев - любой может сравнить: https://www.youtube.com/watch?v=VoZYMZbtAzo

Остается процитировать автора из интернета: «Сегодня невозможно сказать было ли это удивительным совпадением, и что сам ритм стихов Киплинга схоже вел мелодию создаваемую авторами, разделенными пространством и временем, или что сам Агранович подсознательно включил напетое ему на Эльбе, но так или иначе «Пыль» Аграновича в значительной степени совпадает с мелодией Доусона, в ее упрощенном и несколько ускоренном варианте».

Заканчивая «отступление» скажу, что именно исполнение Питера Доусона я хотел «подложить» в видео, как первичное и в стихах, и в музыке, однако на ютубе моментально выскочило «нарушение авторских прав». Сия «мерзость» уже висит на нескольких моих фильмах, отягощаясь дальнейшими «санкциями» из-за чего приходится просто резать в них звук «по живому». Посему в итоговую версию вошло исполнение Аграновича, со всеми вышеперечисленными оговорками…

В принципе, имеющие воображение могут мысленно заменить на оригинал)

…

Пошли дальше!

«Буц-буц, буц-буц…»

Вверх, вверх, вверх по Чибагалаху…

…

Первые дни оказались сложными.

Тропа, густо усеянная медвежьим пометом разной свежести, быстро «сошла на нет» - пришлось спуститься на береговой валунник.

Река в нижней части широкая и изобилует прижимами с обеих сторон. Со скальниками понятно – надо переплывать, но первая же попытка обойти заросшую береговую луку по невысокому, красивому и казавшемуся таким «уютным» берегу закончилась провалом: «твердь» обернулась болотом, густо – «лодыжечка к лодыжечке» – заросшим мелкой лиственницей.

Найденная «звериная» тропа оказалась действительно звериной: из-за вкривь и вкось торчащих сухих и еще живых лисвянок рюкзак и его носитель не вписывались по габаритам ни по ширине, ни по высоте – двигаться с великими усилиями можно было только на четвереньках, жмакаясь по локти в болото. Берег подрагивал от смеха невидимых зверушек наблюдавших сей комикс.

Провоевав с редутом несколько сот метров, вояка бесславно повернул назад и стал надувать пакрафт…

…

Отступление. Особенности движения (для любопытствующих или желающих повторить)

 

«Буц-буц, буц-буц…»

По пешке Чибагалах условно можно разделить на 3 части: корешки, серёдка и вершки.

Корешки, или нижняя, приустьевая часть, самая «неудобная»: идти лучше всего по берегу (чаще всего это валунник) – медленно, но твердо и просматриваемо. Надпойменная терраса (там, где она есть) обычно заболочена и густо, как шерсть самоеда зимой, утыкана мелкой лиственницей.

Пройти обычно можно только по звериным тропам, буквально «проламываясь» по ним. Быстрее, чем по берегу при этом не получается, даже если «срезаешь» меандр, а выматываешься намного больше. Плюс к тебе в лесной части активно начинает проявлять интерес гнус, сдуваемый при движении по реке. Без москитки им начинаешь в буквальном смысле «дышать» и глаза забиваются «нАпрочь». Но накомарник в этих чащобах тоже норовит зацепиться за все подряд…

Видимость по тропе может быть 3-5 метров, разойтись со зверем просто некуда – идти приходится шумно, обозначая себя. Я обычно пытаюсь петь, хотя, отдуваясь под рюкзаком, это не всегда получается…

Если терраса отсутствует, то мы имеем склон горы той или иной крутизны. Двигаться по нему часто невозможно или без страховки небезопасно. Пара переходов «по горам» отбили у меня охоту движения «вверх» - лиственницы, конечно, стоят чуть пореже, зато добавляются буреломы, склоны отягощены крутыми, непролазными, полностью заваленными деревьями и курумником распадками. Ползти вверх можно почти до бесконечности, возвращение к воде воспринимается как счастье…

Таким образом, перед склоном желательно отстапелиться и переправиться на другую сторону. Тут нужны несколько условий:

- сама возможность идти по другому берегу, то бишь, отсутствие и вдоль него прижима;

- удобство самой переправы, желательно без распихивания шмота по гермам и полной подготовки пакрафта. Плотнейшая упаковка рюкзака – один из самых времязатратных для меня моментов. В общем-то, почти всегда река дает возможность относительно тихо и аккуратно перескочить с берега на берег между прижимами, шиверами, порогами, сидя верхом на рюкзаке. Пару раз пришлось разбираться «по полной» «на всякий случай»… Один участок был обойден из-за большой вероятности двусторонних прижимов и, соответственно, «непрохода» вверх;

- собственно выполнимость стапеля - когда уже влез на склон это может быть проблематично.

Серёдка.

«Вверх, вверх, вверх по Чибагалаху…»

С набором высоты лес медленно, почти незаметно начинает редеть. Непроходимые заросли мелколиственничника потихоньку пропадают, становится возможным время от времени идти по краю террасы - ягельниками или звериной тропой.

Если повезет – можно наткнуться на тропу вьючную. Первый раз ее куски мне встретились на заперевальной части при обходе «прижимистого» участка.  Наткнулись – хорошо, но до бывшей перевалочной базы оленеводов, что за рекой Андынгда - левым притоком Чибагалаха, специально искать тропу не стОит. Те, кто ходил по ней – найдут, когда тебя ведут, кажется – вот она, стоя на ней – видна, а не зная можно в 10 метрах находиться и не увидеть с высоты человеческого роста. Тропы, обозначенные на картах Генштаба давно заросли и с нынешними, почти не хожеными, совпадают крайне редко, а проследить их продолжение через болота и другие быстрозарастающие участки невозможно.

Вершки.

«Буц-буц, буц-буц – только ноги вверх и вниз!»

Река постепенно мелеет, но становится менее бурливой – в основном мелкая пологая шивера.

От бывшей (ныне сгоревшей) перевалочной базы оленеводов тропа какое-то время хорошо видна – до метра шириной, в 2 лошади… Редко хоженая – может раз-другой в год при заброске продуктов и обратно. Лучше идти по ней – даже при трудностях движения по заболоченным участкам это спрямляет путь и сокращает время. Но тут есть 2 проблемы:

- на болотах она практически теряется, а дожди превратили все мало-мальски пологие склоны в болото. Если заболоченный участок невелик, можно за счет интуиции, мелких признаков типа едва заметных различий в цветности травянистого покрова, осмотра противоположного склона, проследить продолжение. При большой площади, вроде заболоченной долины ручья, остается только интуиция – несколько раз она меня выручала и, через несколько километров хлюпанья и чваканья я, неожиданно, вновь оказывался на тропе - это радовало;

- марши рассчитаны на вьючный переход с лошадьми – это может быть километров 70-80. Я, естественно, иду меньше и мне, хотя бы на ночевке, нужна вода, а тропа иногда прилично отходит от реки. Предугадать где она пройдет через ручьи нельзя, поэтому разок пришлось к ночи сваливаться к Чибагалаху…

На сухих участках, вроде переправы через Тукчан, имеет смысл полазить-поискать продолжение тропы на другом берегу. Иногда помогает лошадиный навоз – отличный маркер, если на вкус не пробовать... В общем – надо смотреть по обстановке…

Дневные переходы входят в норму: 15…17….20 км

Тундровый участок до Табанды будет охарактеризован аж в 5-й части – до нее еще доползти надо.

…

Ну, а я пока продираюсь, застревая и путаясь, в «корешках».

Погода – «семь пятниц на неделе» - просветы регулярно сменяются грозовыми накатами. Отсиживаюсь, отбросив подальше весло. Облака тянутся с гор, с верховий, гоня перед собой студеный ветер вершин – проходится поддеваться. Зато мошка сразу пропадает…

День заканчивается очередным проламыванием по звериной тропе – деваться больше некуда. Река распадается на рукава, образуя в русле череду островов. По берегам небольшие «проходные» участки сменяются крутыми склонами или частоколами лиственниц «впадающих» в воду.

Небольшая излучина – половодье поднатужилось и выплеснулось на террасу причесав шерсть прибрежных листвянок. Выдираюсь здесь к реке. Гнус со свистом и гиканьем пылит за мной...

Отстапелился в очередной раз и переправился на остров – вечер, пора вставать.

День получился вкусный, насыщенный и тяжелый – мне нравится. Такими будут все дни…

С верховий тянет очередной грозовой фронт – лагерь ставлю быстро, запихиваю бутор в палатку, стаскиваю окрестный плавник, начинаю разводить костер, наклоняюсь над растопкой прикрывая ее от ветра. Совершенно расслабился: пустой большой, валунно-галечный остров, я виден отовсюду, мне видно всё вокруг…

Резкий хруст гальки прямо «над головой»! Вскидываюсь!...

В паре десятков метров, кося и оглядываясь, от лагеря удирает мишка – небольшой, почти черный, косолапит к дальнему лесу…

Камера, естественно, в палатке: дёрг – торк – тыц – пшик – медведь маячит уже среди деревьев – попробуй поймай его зумом…

Ну и ладно – взбодрились…

 

Отступление. Племя мишек-коротышек.

 

Давным-давно, миллионы лет назад, жило на земле детское племя маленьких чернявеньких плюшевых зверушек – Ursus minimus (тут все просто: ursus – медведь, а minimus – наименьший. Мишки-коротышки, в общем).

Жили – не тужили, жили – поживали, Добрана жевали.

(в глубоком детстве я был уверен, что есть в мире плохой, жестокий и жесткий, но вкусный Добран. Жевать его – дело хорошее.

- «А может» – думал я – «Добран – это и вовсе растение такое (все-таки жевать живого Добрана мне не очень хотелось), вроде тюльпана, калгана или банана – чего бы банан не жевать, тем более, что я и не знаю, что это такое...»

«Жили-поживали, банана жевали!» - хорошо!

С возрастом оказалось, что это просто и скучно: «добра наживали», то есть шмотки копили. Это было большое разочарование…)

Так вот…

Мишки-коротышки жевали себе Добрана, жили со всеми мирно и радостно, и взрослеть не собирались.

Но, попалась между ними неграмотная ленивая особь – коротыш-плохиш! (сдается мне, что была это особь женского пола… «И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно…») И ладно бы сама неграмотна – она и мужа, и соседей подбивать стала: «нечего добрана жевать – давайте добра наживать!»

Стали мишки-коротышки расти и богатством пухнуть. Да разве его на всех хватит?

Пошли они разбредаться по свету белому – добра наживать. Кто бурым медведем стал - Хозяином, кто пещерным - Плюшкиным, кто белым – Морским… Так и пошел по миру весь род медвежий.

А оставшихся мишек-коротышек выгнали с их места – что с них кроме жилья-то взять: маленькие - сидят, радуются, добрана жуют – никакого проку.

Пошли коротышки куда глаза глядят: через темные леса, через высокие горы, через глубокие реки…

Долго ли, коротко ли – пришли они в долину реки с названием Чибагалах. Чибага – это хвощ такой, а хвощи, как известно, одни из самых древнейших растений – они еще задолго до мишек-коротышек росли и по вкусу для них вроде добрана были. Тут и осталось древнее детское племя, прячась от окружающих, живя со всеми мирно и радостно и не взрослея…

Так ли – не так ли - не перетакаешь! А только все мишкины следы, встреченные мной на Чибагалахе, были невеликие, а то и вовсе маленькие. Ну, отдельный след – пусть, но все и много!?

Время такое – мамки с медвежатами. Я стараюсь ходить шумно (может часто это повторяю, и повторю еще не раз). Мишки не дурнее нас: услышат – отойдут «от греха», посмотрят из-за кустов: что за балбес хрустит-трещит-голосит – и мне и им спокойней. А выйдешь на косичку: вот они, свеженькие натопки по песку прошлись. Ну ладно, медвежата – след крошечный, сантиметров 5-10, но у медведицы-то - по чукотско-камчатским меркам больше лет 2-3-х и не дашь. И так «сплошь и рядом».

Вот и этот, чернявенький, удирающий – не гризли…

А ведь и по Якутии, и по Колыме (вот она – рукой, в общем-то, подать) встречались экземпляры – о-го-го! Феномен, однако…

Зоолог скажет – маленькая кормовая база, вот и не растут. Ну, предположим….

Прагматик скажет – отстреливают… Тут вряд ли – людей много меньше, чем в «густомедвежьих» местах. Нет, практически, людей в отличие от той же Колымы…

Скептик скажет – просто такие попались. Тоже может быть…

Фантазер скажет – барибалы из Северной Америки переплыли Берингов пролив, а потом огородами, огородами добрались ползком до Чибагалаха и там расселились. А что, мне версия нравится! Тем более, что барибалы и черные, и поменьше бурых…

Но втайне мне хочется верить, что это – древние мишки-коротышки живут, добрана жуют…

…

Чем бы таким неприятным для читателей закончить «мишкину» тему?

Ну, скажем, коли тарелки с едой отодвинуть, то - помета очень много, особенно если подальше от берега по тропе залезть. Кучи такие - не скажешь, что малыши…

Голубика – вовсю, поэтому свежий помет уходит в фиолет. У детей желудки не выдерживают – стелют жидко, заливают тропки нАпрочь.

А у взрослых… Дайте-ка приглядеться – что это за торты такие цветасто-украшенные навалены? Ба-а! Да это вовсе не красная смородина или брусника, как я поначалу подумал! Это же не что иное, как арктоус, да еще в таких количествах, что весь день надо из него не вылезать, чтобы столько в желудок вбить!

Арктоус, красивейший осенний арктоус, считается несъедобным и даже ядовитым. Почему – не знаю. Когда-то давно я пытался это понять, но нигде не нашел ни то, чем он ядовит, ни симптомов и описаний случаев отравления. На язык, ради интереса, пробовать – пробовал. Без каких-либо последствий, хотя и удовольствия не получил…

А мишки трескают, да еще в таких умопомрачительных количествах… Новость! Правда разжёвывают плохо, а с перевариванием целых ягод явная проблема – нежёвано летит!

Тарелки можно пододвинуть – экскурс закончен, пошли дальше!

…

 

Дальше…

 

«Слава – слева, слава – справа,

Впереди и сзади – слава,

И забытая могила – посреди…»

 

Забавно, что пришедшие на ум замечательные стихи Новеллы Матвеевой называются «Песни Киплинга»… Всё к месту…

 

Слева и справа лежали «невкусные» для ходьбы берега, а впереди тянулась череда островов. Пакрафт на ночь я не сдувал и решил попробовать пройти по островам проводкой. Правильно – нет ли – что получилось – то и хорошо!

На высоту сапог я забил сразу – если об этом думать, то вообще никуда не дойти. Главное – чтобы не по пояс и выше.

Пошли!

«Буц-буц, буц-буц – только ноги вверх и вниз!»

Да здравствуют портянки!

Кто-то поморщится по брезгливости или по чувству псевдопревосходства современных материалов.

А я еще раз повторю: «Да здравствуют портянки!»

Несколько пар байковых у меня сохранилось с давних геологических времен, чему я несказанно рад. Они всегда «по ноге» и всегда «на ноге», они всегда греют независимо от того, сухо в сапогах или они полны ледяной воды, они легко отжимаются и, как ни странно, легко сушатся…

У них один недостаток: «жучки» от геологии нарезали их чуть короткими, выгадывая себе на каждой сантиметры неучтенного материала. Но это – не беда… Я честно отслужил 2 года тогда, когда слово «откосить» было презираемым, а на неслуживших смотрели немного снисходительно и чуть свысока. Поэтому, как не намотай – сидеть они у меня будут мертво…

Буц-буц, чвак-чвак, шлеп-шлеп…

К концу ходового дня я сбился со счета - сколько проток, островов и островков переплыл и перешел. Не то, чтобы их было очень много, да и пройденное расстояние казалось смешным, но просто было не до этого. Чибагалах вымочил меня снизу, беспрестанно накатывающие дожди и грозы - сверху, потоки сомкнулись посередине, осталась задача – перебраться наконец-то на коренник и встать.

Улахан-Юрынья, правый приток Чибагалаха… До него я надеялся дойти еще вчера. Увы… Но именно в его устье я закончил наконец-то ходовой день и разбил лагерь - отличный, трудовой переход. Отдохнем…

…

Ночь высушиться не позволила, зато день выдался по погоде неплохой. Собрался, сложил пакрафт – пошли. Задача – переправиться через Мюрёле и пройти дальше как-сколько получится.

Это, пожалуй, самый крупный приток Чибагалаха. Где-то вверху, по словам Артура-Касмана есть рудник.

До Мюрёле пытаюсь корячиться по прибрежным камням. Получается не всегда – приходится уходить на террасу. К счастью, частокол мелколиственничника здесь не сплошной, а идет полосой в пару десятков метров вдоль реки. Дальше вглубь он чуть реже, хотя продираться, петлять и накручивать расстояние по тропам и болотам приходится прилично.

Наконец – приток. В устье – шивера, поднимаюсь на несколько сот метров выше и разбираю пакрафт.

С накачиванием вечная проблема – клапан заднего, большего по объему баллона без крышки травит. Ковыряния пальцем в лепестке не помогают… В общем-то, он травил и дома, но там меня это так не раздражало. А тут качаешь-качаешь-качаешь… «Туда – дуй, а оттуда…» Воздух, в общем, оттуда… Если ветра чтобы быстро наполнять мешок нет – начинаешь звереть, плюешься и садишься дуть ртом…

Переправляюсь, вновь собираю пакрафт…

Время – время – время…

На переходе Мюрёле – Чибагалах вижу старую, заросшую торчащую обсадную – привет, геология!

Дальше…

Дальше опять прижим. И по другому берегу – прижим. И струя хорошая… Не располагает место к переправе.

Покарячились по склону!

Круче… Еще круче… Еще круче…

Вода поспокойнее, но уже не отстапелиться. Придется лезть наверх. Здравствуйте буреломы, гнусы и прочие радости!

…

Возвращение к реке – как освобождение! С камня на камень, но по тверди, без мошки, не проваливаясь никуда и не цепляясь всем, чем можно зацепиться.

Крышечка от гоупрошки оторвана-утеряна безвозвратно. Хорошо, что есть запасная…

«Буц-буц, буц-буц – только ноги вверх и вниз!»

Время к ночи…

- Вот обойду эту старицу и встану – как раз песчано-галечная косичка с редкими лиственницами впереди.

Когда до перехода на косу остается несколько десятков метров открывается уходящий в воду скальник – ни вверх, ни вниз, глубина метра 2-3 – старица!

Етить-колотить! Что же мне, пакрафт качать!?

Аккуратненько… Аккуратненько…

На ногтях… на зацепах…

 

Отступление.

 

Знаете, в чем отличие «соло» от «группы»?

Про это ломается много копий…

И вообще: по моим наблюдениям – «групповики» «сольников» недолюбливают. Не все, конечно, определенная группа, но так, конкретно – мы их раздражаем. Причем раздражение это одностороннее, ибо они нас – нет… И, более того, я понимаю их раздражение. Но не принимаю…

Ну, да ладно, речь не об этом…

Итак – отличие…

Их, на самом деле, несколько, но для меня есть основное.

Для кого-то это будет банальностью, но, если вы почитаете, любые правила ТБ, любой устав (писанный, как известно, кровью) – это свод банальностей…

Так вот, «банальность» - сольник не может расслабиться НИ-КОГ-ДА!

Вернее, так – сольник НЕ ИМЕЕТ ПРАВА расслабиться НИ-КОГ-ДА!

Ни на отдыхе, ни во сне, ни, тем паче, на маршруте.

Можно совершенно вымотаться, выложить язык на плечо, сдохнуть можно в конце концов, но при этом мозг у тебя ОБЯЗАН быть совершенно незатуманен и постоянно просчитывать, контролировать (в буквальном смысле), предвидеть каждый шаг, движение, действие, ибо это – единственная твоя страховка.

Пока ты свеж, все это делается автоматически. Как только начинаешь уставать – за мозговым «компьютером» нужен «глаз-да-глаз», одергивание, тормошение, за ним необходимо следить и принудительно перезагружать – контроль с его стороны должен быть постоянным и незамутненным. Когда «мозговой компьютер» начинает сбоить, и ты это понимаешь – надо срочно становиться… Но расслабляться при этом – НИЗ-ЗЯ! НИ-КОГ-ДА!

А групповикам – можно. Вот и вся банальность…

…

Прочитали?

Теперь забудьте эти «умничанья» небезосновательно считая их полным бредом и выпендрёжем…

В вершках я сам серьезно нарушу эту свою заповедь и почти за нее поплачусь…

…

А пока – я прошел скальник, выдохнул и… через несколько метров, на совершенно ровном месте, поскользнулся…

НИ-КОГ-ДА!

Мозг встряхнулся, мышцы заработали автоматически, включились долгие годы хоккейно-футбольного вратарства - я спокойно сгруппировался и завалился на бок…

С высоты, со склона скальника, мне весело подмигивали, слегка позванивая крупные, налитые гроздья красной смородины. Не поскользнулся бы – не увидел…

Дальнейший путь сопровождался сильнейшей оскоминой. Правда, он был недолгим – завершался очередной замечательный день…

ЧуднО… Весь день идешь, мучаешься, мокнешь, ругаешься, падаешь, выматываешься. И засыпаешь счастливым…

 

Видео к части 4-1 здесь:
https://youtu.be/jPgaN8xFWcI