«Одержимый Джим» или с пакрафтом вдаль… Индигирка (Усть-Нера) - хребет Черского – Яна (Батагай) Часть 1. Дорога и начало. Индигирка от Усть-Неры до Порожного хребра. 2020 год

«Одержимый Джим» или с пакрафтом вдаль…

Индигирка (Усть-Нера) - хребет Черского – Яна (Батагай)

Часть 1. Дорога и начало. Индигирка от Усть-Неры до Порожного хребра.

2020 год

 

 

«Когда моя тетка подарила мне письменный стол, я сказал себе:

«Ну, вот, сяду за стол и первую мысль

сочиню за этим столом, особенно умную».

Но особенно умной мысли я сочинить не мог.

Тогда я сказал себе:

«Хорошо. Не удалось сочинить особенно умную мысль,

тогда сочиню особенно глупую».

Но и особенно глупую мысль сочинить тоже не смог.

Все крайнее сделалось очень трудно.

Средние части делаются легче.

Самый центр не требует никаких усилий.

Центр – это равновесие. Там нет никакой борьбы.

Надо ли выходить из равновесия?»

Даниил Хармс «Сюита» (из «Голубой тетради»)

 

Начинать и заканчивать всегда тяжело.

Потому что, во-первых, понятия не имеешь с чего такого интересного и умного начать и чем таким занимательным и ловким закончить.

А во-вторых, ну что такого особенного в начале и конце происходит? Дорога обычная , суета-маята разная, пути простые, виды промелькнувшие, раскачка-утруска всякая – вхождение и выход, так сказать, из основного сюжета. И как все это подать, чтобы и мудрено, и не мудрёно, и с заковыкой какой интересной - никому не известно. Разве что поэтам, и то не часто.

Поэтому над прозой, даже хорошей, не плачется. Думается, переживается-сопереживается – это пожалуйста, но – не плачется. А от строчки невеликой – бах! – и горло перехватило. А еще даже до рифмы не дошел…

Хорошую поэзию дозировать надо, а то и умереть недолго. Прочитал: «Бессоница, Гомер, тугие паруса…» - и перехватило. А до «списка кораблей» дошел и – умер…

Так-то вот!

…

Куда это меня несет-метелит?

Какая-такая строчка?

А это я не знаю с чего начать мне свое банальное повествование про первую часть скитаний.

Вот начинал я про «Полярный Урал – Белое море», так там меня с одной стороны Зуд странствий подзуживал, а с другой – шмяк – и ледоход сразу: красота сердечная – почти поэзия, а на другой день – раз – и люди замечательные… Так и покатило.

К «Магадан-Анадырь» дрожжи мыслей-разборок про путешествия подошли, да Боинг с монитором попался, да погода малооблачная – вот она, биография жизни моей под крылом в прошлое уплывает – тоже почти поэзия.

А сейчас как через этот коронавирус, через вагоны эти невыносимо тягуче-душные хоть к небольшому полету мысли проскочить – и не знаю…

…

Для начала, продублирую я здесь начало-пролог из маршрута «Магадан – Анадырь», потому как в заголовок «Одержимый Джим» вошел, а как-почему – непонятно. Я ведь наивно надеюсь, что люди по моей задумке сначала заметки прочитают, а потом фильмом-иллюстрацией дополнят. А все норовят видео в ускоренном режиме просмотреть, а буквы вообще не трогать…

А уж если объяснение к «Джиму» будет вообще в другой части, то и те немногие, кто до текста дойдет, ну никак не поймут: «Какой-такой Джим в названии нарисовался и чем он таким одержим?» Коронавирусом, наверное…

Итак, начнем с «Матери учения»!

 

 

 

Пролог

(материал из первой части маршрута «Магадан – Анадырь»)

 

«Сквозь плач и вой, галдеж и звон,

По боли войн, по воле волн,

По жизни вдоль, по миру вдаль

Ведут мои следы.»

М.Щербаков «Шансон»

- Вы путешественник?

Это был «тихий взрыв»….

Простой вопрос вывернул меня наизнанку и заставил посмотреть на мездру. Александра Васильевна, учительница русского языка и литературы из замечательного поселка Вожгоры, что на реке Мезени, пенсионерка, вытягивающая одна двоих внуков, незамысловато поставила меня в тупик. Для меня самого мои скитания не нуждались в определении, но прямой вопрос требовал прямого ответа, которого у меня не было…

В дальнейших странствиях мне его часто задавали, причем почти всегда в полуутвердительной форме:

- А, путешественник!?

или:

- О! Турист!?

И я послушно кивал головой: людям нужна однозначность и уверенность в своих суждениях, и их совершенно не интересуют мои объяснения.

Но для себя-то как-то надо определиться…

«Туриста» я, конечно, сразу отмёл: ну какой я турист? Туристы – это которые по графику, от сих до сих, подъем во столько-то, пройти столько-то, встать там-то, вернуться тогда-то. Тот руководитель, другой за еду отвечает, третий за аптечку, четвертый за ремнабор… Вес распределен, еда просчитана: вот твои сухофрукты на перекус, вот твой кусочек колбаски на завтрак, вот каждому отмеренный шматочек самодельной тушенки по графику. Категория сложности, регистрация в МКК, отчет по возвращению… Всё это проходилось в молодости – не миновала и меня чаша и сия, и тая, и вообще многие чаши мимо не прошли. Вспоминается с умилением, но никакого отношения ко мне нынешнему сие не имеет…

«Путешественник»? Ну, с одной стороны, по словообразованию, вроде – да, ибо «путями шествую». А с другой – все мы в этом мире «путями шествуем»: топ да топ от рождения к смерти, от неведения к познанию, от познания к осознанию неведения, от ошибки к ошибке; кто к Богу, кто наоборот… и пути разные, и концы разные, и последствия неодинаковые. Шествуем путями…

…Это так – лирика, отвлечение…

Для меня «путешественник» - это кто с непонятной картой или без оной в неведомое да непознанное как в один конец. Кто за открытиями, кто за деньгами/золотом/мехами и прочими шкурками, кто земли новые добыть доселе неизведанные – это путешественники.  Вот Васко да Гама, предположим, или Амундсен, или Дежнёв и иже с ними – это – да – путешественники.

А сейчас какие путешественники? Карты все есть, спутники летают – только что в сортиры не заглядывают (или заглядывают?). Помочь, конечно, не помогут, за волосы на материк не вытянут, ну так это и в городе головой стукнуться можно насовсем… Так что сейчас в таком понимании путешественников нет. Обозваться, конечно, можно, только что-то не то…

Вот отправился Радищев после пьянки из Петербурга в Москву и написал: «Путешествие из Петербурга в Москву». А какое же это «путешествие»? Таких «путешествий» пруд пруди и штабелями складывай. Этак каждый и на работу каждое утро «путешествует».

Или вот Федор Конюхов – путешественник? Я его очено уважаю, но – нет, не путешественник. Испытатель он своих возможностей, «адреналинщик» в некотором роде. И остановиться ему уже нельзя, ибо Федор Конюхов – это уже не Федя Конюхов, а бренд «Федор Конюхов», под который деньги дают и многомиллионные проекты реализуют. А Федя Конюхов в этих проектах вроде собачки Лайки: то на шарике его запустят, то в море в бочке бросят. Скоро на ракете запузырят, чтобы посмотреть: выживет или нет?... Кто-то на резинке в пропасти разные прыгает-выпрыгивает, другой с гор без парашюта планирует, третий еще как-то адреналин выплескивает. Вот Конюхов в моем представлении тоже на резинке прыгает, только это прыганье по времени сильно растянуто. Очень нужны такие люди – они границы человеческого организма показывают. Но к путешественникам они – ну никак…

Есть ли сейчас путешественники?  Не знаю… Если исходить из дороги в незнаемое, то, наверное, есть… Вот Капитан Кусто изобрел акваланг и – айда в неизвестное. Или Тур Хейердал: собрал людей «с миру по нитке», денег «с гулькин нос», плот соорудили и - вперёд в Полинезию: дойдем - нет ли – никто не знает. А ребята из Перовского спелеоклуба который год в пещеру Веревкина ходят, и она, благодаря им уже самая-самая глубокая в мире. А это, с позволения сказать, 2212 метров… Вот они в таком понимании – путешественники. Только чуток ограниченные: не повдоль и до бесконечности, а поперек и до предела…. А я – нет - не путешественник я… Не Васко да Гама…

Тут еще вот какой вопрос: идущие следом – они «путешественники» в таком понимании или нет? Не всё так однозначно…

Ну вот, к примеру, Тенцинг и Хиллари – они навечно… А те, кто сейчас вереницей выстроились на Эверест от уже отстроенных/подготовленных лагерей, по провешенным другими веревкам, с шерпами, которые за них (а то и их самих) несут – они кто?  - Да просто прыгальщики на резинке…. Где пролегла грань?

Я уж не говорю про снаряжение. Немногие сегодняшние «покорители» (не выношу этого слова!) не то что пройдут маршрут, а сдвинутся с места со снаряжением ПЕРВЫХ. Так что мы так – повторюшки!)

Так кто же я?

Хорошее слово есть – «странник». Он и «странствует», и «странный».

Странник ли я?

Странствую, стало быть в какой-то мере странник. И странный, наверное, многим…

Правда «странник» как-то больше с посохом и котомкой ассоциирует, а не с пакрафтом и рюкзаком. Да и не лезет странник невесть куда – он по людным местам странствует: от дома к дому, от города к городу, от обители к обители.

Но все-таки «странник» мне ближе, чем «путешественник» или, тем паче, «турист». Знаете, почему? Потому что странник не за деньгами/золотом идет, не земли/страны/пути новые найти пытается, не адреналину своему пути-выходы открывает, а себя ищет. Путь свой ищет, смысл свой ищет, Бога ищет…

Так что странник я больше. Калика перехожий….

Но и не странник-таки я!

Зачем лезу-то в дебри? – странствовал бы как положено по городам да весям, да по святым местам разным. Нет – прусь-мечусь по далеким углам-закоулкам где и людей-то нет…

Скажете – «нравится» или «адреналин» опять же… Нет!..

Вот лежу в палатке, пишу заметки: дождь ледяной, холод, последний комплект сухого белья, все сырое/мокрое, голодный, уставший – чему тут нравится-то? Нет – не нравится!

Но прекратится дождь, подсушусь, поймаю-съем рыбу и – пойду дальше с этого уже обжитОго, прожитОго, прошедше-ушедшего, с этого уже безвременного места. Дальше пойду…

Дальше…

Дальше….

Дальше…

 

Я понял, кто я!

Я – одержимый Джим!

«Только вздохнул, да рукой махнул, да другою провел по глазам…!»

И добавить нечего...

Нечего добавить…

Нечего…

«Одержимый Джим» может быть и странником, и путешественником, и туристом. А может и не быть ими. Он может за всю жизнь не сдвинуться с места, быть заурядным клерком или брутальным покорителем просторов, цветущим здоровяком или инвалидом в коляске – это неважно!

Он –Одержимый Джим!

Это неизбывное: «Дальше, дальше, ах, дальше, дальше!» сидит в нем не вынимаемой занозой, не доставаемым осколком зеркала Снежной Королевы, недостижимым Нечто…

 

«Только вдаль

молча указал.

Вот и прекрасно - всё стало ясно! –

Так бы и сказал.»

 

Я счастлив – я могу идти Дальше!

Я несчастлив – я НИКОГДА не дойду!

…

 

Прелюдия и дорога.

 

Жизнь пересчитала мелочь в кармане и направилась в тар-тарары притартараракивая на ходу….

…

Положительный диагноз «коронавируса-на-крови» позволил домочадцам под благовидным предлогом расползтись по индивидуальным норам и подглядывать оттуда с тайной, но скрываемой надеждой, что он освободит от меня жилплощадь и душу…

…

«Коронавирус-на-палочке» подтвердил очевидное – отсутствие оного. Странная хрень в грудине началась задолго до эпидемии и вычёртиковала кашлем в лежачем положении. Обращаться к врачу в условиях всеобщей озабоченности ковидом было бессмысленно и чревато… Как и с левым плечом, которое позволяло руке двигаться только на треть. Фитнесы-бассейны закрылись, физика прогнулась до невосстановления – все стало плохо. Этого можно было не писать, но, боюсь, найдутся люди, озаботившиеся невысокими дневными переходами первой половины пешки – это обусловлено не только сложностями прохождения. В дальнейшем сия тема табуирована и не возникнет за пределами этой части…

…

Якутия закрылась на въезд – всех прибывших без прописки автоматически отправляли для начала на двухнедельный карантин. Сезон срывался, жизнь и настроение покатились к освобождению жилплощади.

…

Опубликование сроков введения в республике второго этапа было воспринято последним шансом – плацкарт был куплен. Полет на самолете мог окончиться «карантино-катастрофой» при приземлении, невозможность провоза фальшфейеров и туристических газовых баллончиков выглядела на этом фоне как ничего не значащее обстоятельство.

…

Если у вас есть выбор – никогда не ездите поездом в Якутск (Нижний Бестях) – «Граждане! Летайте самолетами Аэрофлота!»

- «А если осетрина второй свежести, то это означает, что она тухлая!»

Вагоны были не второй свежести – они были свежести яиц из «Яичной аферы» Джека Лондона. Помните:

«Кстати, насчет яиц. Они прибыли на Аляску четыре года назад и уже тогда были тухлыми. Они были тухлыми, когда отбыли из Калифорнии. Они всегда были тухлыми. Они пролежали зиму в Карлуке и зиму в Нутлике и еще зиму на Сороковой Миле, где их продали за лежалые. А нынешнюю зиму они, по-моему, провели в Доусоне. Не держите их в теплом месте…».

А как не держать, когда +40 на улице?

Проводницы всю дорогу бегали по вагону и закрывали форточки – каким-то образом это влияло на выход из строя допотопных кондиционеров. Впрочем, тех не чувствовалось независимо от форточек…

Я тяжело переношу жару и не выношу духоты. Я сравнялся по свежести с яйцами Джека Лондона – прости, Джек…

6 суток, до Нерюнгри, я сидел, ходил, лежал потный, отдувающийся, сам себе противный, покашливающий при лежании. Лежать приходилось много – пассажиры нижних полок с неудовольствием и превосходством не вставая посматривали на верхних. И все вместе с неприязнью посматривали на покашливающих. Впрочем, покашливало две трети вагона. Одни покашливающие неодобрительно и с опаской поглядывали на других покашливающих…

 

Длинное и очень лирическое отступление.

Хроника Места № 7.

Место было в древнем прицепном плацкартном вагоне Москва – Нерюнгри – рабочее такое место, место-трудяга, с продавленными внутренностями много раз перелицованными-перетянутыми новым, но быстро угасающим дерматином. Оно походило на старую, доживающую свой век мельничную лошадь, безропотно, день за днем вращающую жернова жизни. Шесть дней вращения – день отдыха. Библия…

Их 54 здесь было – обезличенных, среднего рода трудяг, неделю терпящих разные задницы в прямом и переносном смыслах, чтобы потом спокойно денек отдохнуть, пообщаться, пожаловаться друг-другу, поделиться новостями и выспаться в отстойнике, где-нибудь на запасных путях.

Многое и многих повидало Место за свою жизнь. Устало…

…

Трудовая неделя начиналась на Казанском вокзале Москвы.

Кому хочется изо дня в день мучиться в старом прицепном вагоне? Не один раз за поездку сменялись зады пассажиров, постельное белье и разговоры. Впрочем, разговоры Месту были интересно слушать, если, конечно, не пьяные и без последствий. А то усядется какая-нибудь лохмато-бородатая бука, вроде взгромоздившейся на верхнюю полку напротив, и будет молчать всю дорогу…

…

Первой пассажиркой оказалась бойкая такая башкирка бальзаковского возраста в затрапезном халате, едущая недалеко-не близко – до Екатеринбурга:

- «Как ни крути, а спать на мне будет» - подумало место.

 Первым делом башкирка достала телефон и …

Вот раньше профессия была – машинистка – вымирает потихоньку. И мировой рекорд скорости печати – более 700 символов в минуту. Если на скорость печатания переводить, так пассажирка его побила…

Тут ведь еще дело такое – вагон-то в Твери делали, а вернее – в Калинине. И обучали его «персонал» сборщики во время сборки простому, народному русскому языку.

А тут слушает Место и не поймет – по-каковски разговор идет?

Случилось ему еще в начале службы по Коми ездить, так там хоть понятно, что по-русски говорят, но что говорят – непонятно – говор такой. А тут не ясно и на каком языке говорят, да еще, вроде как, и матерно ругаются так, что запикивать надо!

Но постепенно прояснилось: там, где надо запикивать – это «рекорд скорости» по-башкирски, а на 5-10 слов на родном языке проскакивало 2-3 вполне понятных слова по-русски. Причем не то что там редкие слова, не имеющие «национальных» аналогов, а вполне себе обычные, так что и непонятно, по какому принципу они отбирались и сортировались…

Теперь место уже с интересом слушала «монобеседу»:

- «Пи-пи-пи-пи – до ума не довели – пи-пи-пи-пи – анализы – пи-пи-пи-пи – на костылях буду – пи-пи-пи-пи – земляника – пи-пи-пи-пи – 250 рублей банка…» Ну, и так далее…

- «Ах, и какой замечательный разговор!» - подумало Место…

…

В это время на сестричку – Место № 5 (близкая такая сестричка, до царапины знакомая) – подселилась другая дама, уже постбальзаковского возраста, но сильно молодящаяся, ибо находилась в конфетно-цветочном периоде с кавалером, старше себя. Голос ее при разговоре с ним по телефону мягчел, проваливался, как перина и становился игриво-томным…

- «Вот если бы я с тем сиденьем из СВ так заговорило» - подумало Место – «оно бы меня сразу на хрен послало. А так – ничего, даже обивками потерлись…»

Обе соседки отложили телефоны и переключились на общение друг с другом. Причем из уст «башкирки» на абсолютно нормальном русском языке и уже с обычной скоростью посыпались такие страшные государственные тайны, что, будь у Места руки и уши – пришлось бы затыкать…

- «У Путина-то два двойника есть – точно! Я их различаю: они даже руками двигают по другому! Он когда коронавирусом болел – двойников показывали!»

К счастью для государства, разговор быстро скатился к разным овсяно-весовым проблемам, виноградным листьям для долмы, хлебу без дрожжей, но на опаре и прочим премудростям, которым Место и само могло бы их научить, будь такая возможность…

Перед выходом «башкирка» как-то ловко, быстро и не вставая переоделась не раздеваясь. Место с удивлением наблюдало, как ее руки непрестанно скользя вверх-вниз-за спину-на грудь ловко что-то под халатом снимали-одевали-доставали-запихивали, в результате чего она вместо затрапезности оказалась в белоснежной кофте и таких же брюках.

- «Во, дает!» - восторженно подумало Место в догонку…

…

«Свято место пусто не бывает». Место, собственно, на это и не рассчитывало.

В проходе возник немолодой, угрюмый, лысый и пузатый товарищ в шортах и безрукавке. На безрукавке сверху было написано: «Севастополь», а на далеко выпирающем пузе разместилась сильно растянутая надпись: «ГРКР «Москва». Сам Гвардейский ракетный крейсер на фоне андреевского флага геройски утоп в складке между животом и…

Место задумалось… Оно затруднялось сказать – чем. Вот у женщин как-то сразу понятно – между животом и грудью. А тут – затруднялось…

- «Будем считать, что он погиб в «Надбрюшной впадине имени Васко-да-Гама!» - решило Место.

Мужчина, тем временем, быстро воткнул смартфон-айфон-фуфлон-муфлон (не разбиралось оно в этих гаджетах) в оказавшуюся незанятой розетку и уткнулся в просмотр какой-то муры. Место муру уже видело 100500 раз и задремало с пассажиром на груди.

- «Мог бы и наушники нацепить, балбес пузатый!» - беззлобно подумало оно…

…

Ехал «балбес пузатый» недолго и вышел ночью на неизвестной Месту станции. Станции вообще его не очень интересовали - оно было нижнее, а что снизу в окно увидишь – небо, да провода. Раньше можно было верхние Места распросить – те с удовольствием расписывали заоконные виды. Но после того, как их ущемили в правах выставив «местами второго сорта», те обиделись и общаются неохотно.

- «Хотя мы-то тут причем!?» - сетовало Место №7. Оно было не чуждо западничества и в любой момент готово было начать борьбу за права негров за равноправие лежбищ. Хотя где-то глубоко во внутренностях шевелилось удовлетворение тем, что не всё то, что сверху ценнее того, что снизу. Мысль была справедливая, но Место почему-то её стеснялось.

…

Стояли долго, и Место уже подумывало, что отдохнет от пассажиров.

Лохмато-бородатая бука спустился со своих «вершин» и присел попить чаю. Место не возражало.

- «Пусть попьет. И так нежрамши едет» - подумало оно.

Бука несколько раз вытаскивал две упакованные в фольгу вареные курицы, принюхивался и засовывал обратно – не елось.

- «Протухнут!» - уверилось Место.

В это время в вагон впорхнула девчушка с сумкой и пакетиком.

- «Вы не положите наверх сумку – Вы такой сильный!» - обратилась молодость к буке. Тот аж поперхнулся от непосредственности, но сумку забросил.

Пакетик был брошен под стол:

- «Там ерунда к чаю! Ну, всё, я в ресторан!»

И уже на отходе, в пол оборота протянутая для знакомства рука с ядовито-желтыми, как эмблема радиации, ногтями.

Поезд дернулся отправляясь, лязгнули сцепки и Место не расслышало имен.

- «Подходец, однако, едрёнть!» - со смешанными чувствами подумало оно.

…

Привели «желтые ногти» за полночь, когда вагон уже спал, и долго, с матерком, стыдили, разбирая ей кровать.

- «Видать что-то набедокурила» - подумало Место принимая тело…

Весь следующий день «желтые ногти» беспробудно спали – отходили, может и стыдились. Пять ярко-желтых точек время от времени шевелились, высунувшись из-под простыни, показывая, что их владелец жив.

Вес был невелик, и Место в такт колесам старчески посапывало под ним иногда сквозь сон оглядывая обстановку.

Неожиданно что-то поменялось!

- «Ба!» - на высунутой в очередной раз руке семафорили ногти… морковно-красного цвета.

- «Следующий раз будут зеленые» - подумало Место - «Наверное накладные… Что только не придумают нынче».

Прошло время…

Девчушка наконец-то встала.

На одной ее руке ногти были желтые, а на другой – красные.

Она оказалась вполне себе нормальным, без прибабахов, ребенком и вышла на станции Таксимо…

Месту даже поскучнело, но сменивший «ногти» экземпляр был достойной сменой.

…

В вагон вошла старая скво, сошедшая с иллюстраций к рассказам Фенимора Куппера.: суровое, вдоль и поперек изборожденное морщинами лицо, отрешенный взгляд, устремленный одновременно в себя и в бесконечность, прогонистое тело волжской чехони.

Всё в ней выдавало народность Севера, кроме светлых, с некоторой поблекшей рыжеватостью, волос из которых подмигивал буровик Вася. И это было как-то хорошо, жизнеутверждающе и правильно. Месту она сразу приглянулась.

Было у скво еще две достопримечательности. Во-первых, она постоянно ела. Куда в этот засохший можжевельник все вмещалось непонятно, но в недра ее губ и складок неудержимо проваливались и исчезали вперемежку подаваемые курица, котлеты, пирожки, огурцы, чай с конфетами и бутерброды со всем подряд… Любая снедь неудержимо пропадала в этой межнациональной мясорубке.

- «Хоть бы бука ей кур догадался скормить!» - подумало Место.

Второй особенностью была майка скво. Пузырчатые треники, прикрывающие нижнюю часть тела, были ничем не примечательны, но майка! Большая, длинная – «на вырост», она болталась на сухом теле, а вместе с ней, спереди и сзади болтались два больших черно-белых известных фотопортрета Одри Хепбёрн с нескончаемым мундштуком, венчаемым цигаркой.

Место не было уверено, что скво знает, кто это. Вполне возможно, что она считала изображение своим предком, «тянущим» трубку мира. А Одри было, видимо, все равно. Спереди ее сигарета упиралась в бедро левой ноги над коленкой, а сзади прижигала правую ягодицу хозяйки майки. Ягодице это не очень нравилось, она морщилась и дергалась, пытаясь стряхнуть пепел. Месту было смешно: оно видело это, ибо именно филейная часть скво была постоянно обращена в его сторону.

Скво сошла недалеко от завершения пути, и место уже понадеялось, что, возможно, его работа закончилась. Оно покачивало на себе буку – тот опять пил чай. Кур он благополучно выкинул где-то дорогой, не встретив даже собак. Бука ехал с самого начала, место к нему привыкло, а вагон еще спал…

Утро, туман… Подоспела Олёкма и на ней сел изрядно выпивший мужичок по имени Игорь. Стадия выпивки была самая критическая: «А поговорить!»

- «Ща!» - устало подумало Место – «Шесть утра, спящий вагон…»

Но мужичку было непонятно: он в кои веки выбрался «в мир» из поселка, у него початая бутылка водки и жажда продолжения.

- Ты хиппи? – это к буке.

- Нет.

«Не вовремя он чаевничать слез – один живой на вагон» - пожалело лохматого Место.

- Будда? – Игорь пытался найти знаменатель.

Бука полез обратно на ненавистную полку, воссоединившись с остальными обитателями вагона.

Мужичок заскучал и отключился на время. Место недовольно раскорячилось микитками в разные стороны, не давая ему успокоиться. Тот кряхтя поднялся и еще долго, до Тынды, до половины пятого дня, болтался расхристанный по вагону под незлобливый смех выспавшихся пассажиров, допив водку, но не сумев докупить продолжение. Сошел он расстроенный и недовольный, а Место успокоилось, притихло - Нерюнгри скоро, день седьмой, отдых…

…

Нерюнгри. Второй час ночи. Прибываем. «Инвалидная команда» таки добралась…

Ночи уже темные, сиротливые, прохладные. А днем +40…

Теперь сутки ждать поезда на Нижний Бестях, потом сутки ехать, а там уже договоренность с маршруткой до Усть-Неры. Восемь суток! Восемь суток мучений вместо 6.5 часов полета!

Дубль 2: «Если у вас есть выбор – никогда не ездите поездом в Якутск (Нижний Бестях) – «Граждане! Летайте самолетами Аэрофлота!»

…

В вагоне, где-то в другом конце, ехал еще один «рюкзак» - мужчина лет под 70 собрался на Томтор. Подготовки логистики – ноль. Нет, не так! Подготовки логистики – минус ноль!

- Ого! Поезд аж 17-го! Ужас!... А как еще доехать? – объясняю.

– А такси сколько? Ого! Хочется в начале подешевле… А вы куда стоите?

-  В комнату отдыха оформляться.

- А сколько стОит?...Ого! А на сколько? А дальше как?

- А до Томмота где билеты брать? Так это поезд только через 7 часов?! Ого!

Удивление такое как будто он в метро в час пик зашел и поезда должны через 2 минуты ходить. Я начинаю от него уставать… Отходит. Возвращается с таксистом:

- Вот, нашел до Бестяха! Только мне одному дорого! Давайте вдвоем!

…

Меня ведут заселяться в номер. Он уезжает до Томмота…

Встретил я его через 2 дня в той же маршрутке, на которую договаривался еще из Москвы. Спрашивать сколько он за это время потратил на дорогу и жилье не стал.

…

Но вернемся пока в Нерюнгри.

Третий этаж, аккуратная комната на 4 кровати. Я один. Почти идиллия, правда душ и туалет на 2-м этаже. Пить-курить – категорически. Помылся, чай попил, лег: «Эх, отдохну!»

"Мечтатель-хохол"!

Через пару часов лом в дверь: прибыл какой-то поезд.

Подселяются «двое из ларца одинаковых с лица».

- Как зовут?...Выпьешь?

Все шумно, громко, с кашлем и соплями – мне сейчас в самый раз…

Забираюсь с головой под одеяло – это надолго.

Через какое-то время начинаются поиски туалета. Инструктаж про 2-й этаж бабочкой прошелестел мимо – обшариваются все помещения третьего. На этаже кабинеты нач. вокзала, дежурного диспетчера и куча других служебных дверок – прошлись по всем.

Прибегает дежурная: выговор за туалет + «Почему употребляете?!!!»

- Мы?! Не-е-е…

- Сейчас милиция придет определять!

Дежурная уходит. Приходит полицейский.

«Народ безмолвствует»…

Два агнца лет за 50 каждый усердно сопят на неразобранных кроватях изображая спящих.

Власть помявшись уходит. Я улыбаюсь под одеялом.

Пол часа спокойствия…

…

«И благословил Бог день седьмой…»

Под утро кадры уехали.

Поезд - следующим утром, номер – до 3-х ночи, весь день свободен: гуляй – не хочу. Доспать бы надо…

Днем появился трындец: в горле и носу запершило. Поездной кондиционер ли догнал, ночные гости ли начхали – дрожжи острого бронхита кашлем и соплями поперли из организма. Это уже был совсем перебор. Температура наверняка поднялась, в медпункт не сунешься, носовой платок стирать каждые пол часа.

Сильный антибиотик в аптечке был на 6,5 дней приема - на бронхит вполне, но первые пара дней заболевания отвратительны, ибо ничем не останавливаются… Принял, закутался, уснул…

Утро – поезд – максимальное дистанцирование - минимальное общение – сон, сон, сон…

На восьмой день, ни свет - ни заря, я сошел на перрон в Нижнем Бестяхе.

Приехавший люд бегом распихался по двум стоящим автобусам и уехал на паром в Якутск.

Вокзал опустел. Новый, красивый, похожий на Дом культуры, вокзал принимал-отправлял всего один пассажирский поезд.

- «Мавзолей» - уборщица охарактеризовала здание одним словом.

Связался с диспетчером, получил подтверждение относительно маршрутки, имя, телефон водителя и принялся ждать… Ждать пришлось…до вечера!

Если бы не Валерий Гурьев – инженер Росгвардии и, по совместительству, охранник вокзала в этот день, взявший надо мной шефство, я бы-таки почил в "мавзолее".

…

Возле вокзала броуновское движение – народ подъезжает как к диковинке, фотографируется у паровоза, закладного камня, не ступеньках – уезжает….

Приводят группу детей из соседнего поселка, открывают проходы на второй этаж, запуская их в игровую комнату, диспетчер 100 раз читает фразу о начинающейся посадке на давно ушедший поезд, запинаясь каждый раз в новом месте – снимается сюжет для «Россия-24»…

Валерий показывает ближайшую столовую для работников – огромный ассортимент, неограниченные порции, недорого и очень вкусно…

И мучительные ожидание-созвон, ожидание-созвон, ожидание-созвон…

Наконец Егор (так зовут моего водителя) выезжает их Якутска на пристань. На паром очередь – пятница, народ разъезжается из города…

Валера открывает просмотр камер на пристанях. Вокзал уже закрыт, но не выгонять же меня на улицу – терпит. Спасибо ему…

Машина переправилась. Подъезжает полупустой микроавтобус - грузимся, прощаемся – поехали!!!

Давешний «рюкзак» не догадался поискать маршрутку сразу до Томтора – тоже едет до Усть-Неры. Это обойдется ему еще в несколько тысяч дополнительных расходов на возвращение. Странный товарищ…

Ехать долго, практически еще сутки.

Паром, 2 пробитых дорогой колеса…

Машина постепенно заполняется грузом – у Егора масса договоренностей, его встречают, догружают вещами. Сам он из Оймякона, всех знает, советует в следующий раз звонить «напрямую» - может выйти дешевле, особенно для группы. «Рюкзаку» обещает найти в Усть-Нере машину до Томтора.

Наконец, уже в сумерках – Усть-Нера. У меня телефон «Гостинного двора» - звоню насчет ночлега.

«Рюкзак»:

- А с вами можно?

- Можно.

- А сколько будет стоить?

- около 1000.

Дежурное:

- Ого! Дорого.

- Ну, можете в гостиницу поехать. Там тысячи 2,5 дешевый номер обойдется.

Замолкает.

В результате получаем 2 койки по 800 рублей.

«Двор» похож на бичарню, но мне не важно – я рад приюту.

Борис, хозяин заведения, обещает с утра подвезти к реке в удобном месте. Это недалеко, просто ему любопытно взглянуть на лодку.

Всё!

Я добрался!

Отбой!

…

Индигирка от Усть-Неры до Порожного хребта.

 

Борис не обманул – увидев утром меня, выползающего с рюкзаком из «Двора» он быстренько завел машину и довез до реки. Постоял, посмотрел, подивился пакрафту и, поняв, что дело не быстрое, уехал обратно, попросив по возможности позвонить: обычная и, надо сказать, приятная реакция людей – человеческая реакция переживания за другого человека, делающая нас лучше.

…

Писать про этот участок и просто и нет.

Просто – потому что достаточно написать: релаксационный раскаточный участок с красивыми видами, возможностями отдыха и ловли рыбы, наличием точек связи и людей, без значимых затруднений. Вот, собственно, и все…

Непросто – потому что такая характеристика хоть и правдива, но скучна.

…

В отчетах и описаниях прохождения этого отрезка реки можно встретить перечисление разного количества препятствий с порогами, прижимами, метровыми валами, хаотичными волнами, норовящими перевернуть плавсредство и так далее. Я честно готовился, выписывал и отмечал все это на карте, с осторожностью приближался к таким местам и – ни-че-го! Нет, конечно встретить на реке волнение можно, но, чтобы покачаться на волнах, почти всегда надо специально подвернуть, направиться в эту область и таким образом разнообразить продвижение. При этом никаких сложностей с прохождением я не увидел. Что-то можно списать на уровень воды, но – факт остается фактом.

Практически все мало-мальские волнения отражены на видео. Кроме того, показаны устья некоторых притоков и поселки.

Мобильной связи с воды у населенных пунктов я не увидел, хотя в самих поселках она должна быть. Как и магазины. Мне ничего не требовалось, и я спешил, поэтому никуда не заходил.

Если проходить этот отрезок в режиме отдохновения, то возможны замечательные стоянки в устьях ручьев, ловля рыбы в них, красивые виды, наледи, купание и так далее. Фильм, к сожалению, не предает всю красоту окружающих мест.

Фото и места возможных стоянок нетрудно найти в интернете, надо только иметь ввиду, что на притоках могут располагаться прииски, ухудшающие вид и качество воды. В самой Индигирке вода вполне приемлемая – я, помятуя Колыму, ожидал, что будет хуже.

Иногда на берегах можно увидеть избушки. Что в них – не проверялось.

Я очень поздно вышел на маршрут, где-то далеко-далеко маячили пешка, перевал, который хотелось проскочить до снега, свал в бассейн Яны… А пока на носу были пороги Индигирки и сплав на антибиотиках – надо было, пока стояла нормальная погода, проскочить до устья Чибагалаха, сделать там дневку добив лечение и худо-бедно перестроится на пешую часть пути. Поэтому для меня главным было продвижение.

Отрезок был пройден за 2 дня с хвостиком. Первая ночевка – на правом берегу, в 1.5-2 километрах за пос. Предпорожный(Юбилейный) в устье ручья Мал. Куобах-Бача (здесь и в дальнейшем, во избежание путаницы, все названия приводятся по картам Генштаба), вторая – на левом берегу, посередине между поселком Чумпу-Кытыл и входом в ущелье, напротив обозначенного на карте геологического поселка (нежилого). В момент прохождения там велись активные приисковые работы и имелась устойчивая мобильная связь. Позвонил родным и Борису - хозяину гостиницы. Борис обрадовался больше, пожелал удачи и сказал, что "рюкзак" через несколько часов после меня "отчалил"-таки в сторону Томтора.

За время сплава встречено 5-6 моторок - помахали друг-другу ручкой. С местным населением не общался.

Из того, что следует учесть при прохождении:

Километрах в 6 за Предпорожным через реку проходит ЛЭП. При высокой паводковой ситуации лучше сместиться ближе к любому берегу из-за центрального провиса.

Вторая ЛЭП проходит на излучине в месте завершения «Подковы», перед поселком Арга-Мой (там же видны провода старой ЛЭП, уходящие в воду и наблюдается локальное волнение по всей ширине реки). Провиса  особого нет: провода спускаются с высокого левого берега на правый.

Вот, пожалуй, все, что мне хотелось бы отметить. Впереди нас ждут пороги Индигирки.

…

В видео звучит песня «Усть-Нерская» Петра Ларионова (Якут) в исполнении автора, замечательного человека, чья жизнь прервалась катастрофически рано. Я рад, что могу таким образом вспомнить этого неординарного, талантливого и неспокойного «одержимого Джима»…

 

Видео к Часть 1 здесь: https://youtu.be/19rSDMMBS5A