Индигирка – хребет Черского – Яна (дубль 2) Часть 2-1. Вверх по Иньяли. (Устье Иньяли – устье Хангалас) 2021 год

 

Индигирка – хребет Черского – Яна (дубль 2)

(р. Индигирка /сплав/ - р.Иньяли /пешка, вверх/ – перевал – р. Мюрёле /пешка, вверх/ – перевал – р.Чаркы /сплав/ – р.Адыча /сплав/)

 

Часть 2-1.

Вверх по Иньяли.

(Устье Иньяли – устье Хангалас)

2021 год

 

Летела сорока,

Кричала сорока,

Трещала сорока:

«Чужой по Иньяли!

Чужой на Иньяли!

Идет по Иньяли!»

 

Отступление.

Зима, холод, стынь… Намерзший конусом лед у колодезного сруба, как центр мирозданья, нахохлившаяся стайка воробьев не кустах, как вымороженные стылые яблоки, выдыхаемый дым над трубой как мандала гармонии и одинокая лыжня, уходящая в горизонт, как символ неуспокоенности…

Вдруг:

«ЛЕХО - ДОДИ – ЛИКРАС – КАЛО!» (ура Лазарю Гинсбургу!) – МАЛЬДИВЫ!

(Товарищ ЛаГин был «не промах!», хитроумно и крамольно тиснув в несравненно-медовые уста Старика Хоттабыча строчки еврейского литургического гимна! Но компетентный жЕлезы тоже были «не пальцем струганы», и ловко заменили их нейтрально-вкусным «трах-тибидохом», навеки обогатив им русский, еврейский и все прочие языки!)

Ну, Мальдивы – это я загнул.

Пусть – «ТРАХ-ТИБИДОХ!» – ТУРЦИЯ!

Хорошо? Наверное.

Но не очень…

Так – да не так, а уже не перетакаешь…

 

Мудрствуя – нарушается пространственно-временной континуум (будем считать, что автор глупо выпендрился…).

А не мудрствуя, сдается мне, что из бобины вечности, отмеренной нам, выщелкивается ножницами соблазна фрагмент пленки судьбы от холодов до возвращения в чуть оттаявшую изморозь и сжигается навсегда. Мы теряем этот обрезок кадров своей жизни и не проживем его НИКОГДА (какое страшное слово…).

…

Потеплело… Июнь.

Первые купания (вода еще не парна’я, но уже не леденит) и солнечные ожоги, клубничная страда, молодая картошка, радующая столы и их хозяев сковородками с желтеющими окатышами в сметане, юные и не очень тела, выпроставшиеся из капусты и демонстрирующие пупки как доказательство того, что их обладатели не зря мучали себя диетой и фитнесом в преддверии летнего сезона.

Вдруг:

«ЛЕХО - ДОДИ – ЛИКРАС – КАЛО!» - СЕВЕР!

«Иди, мой возлюбленный, навстречу невесте…»

Желтеющее марево вокруг тальника, едва подернутый зеленью воздух на белом, хрумканье подтаивающего наста под ногой, грохот обнимающихся на прощанье льдин, осколыши солнца, купающиеся в ручьях, весенний птичий звон от чуть слышного теньканья синиц до басовито-гортанного гогота гусиных стай, полуодетая-полураздетая живность, меняющая валенки на сандалии – летящее, гомонящее, спешащее рождение жизни…

Счастье!

Ангел разрезал кинопленку судьбы, окунул перышко куропатки в смолу лиственницы и вклеил эти пару выигранных месяцев в кассету жизни, продлив последнюю. Я просто уверен в этом.

 

…

 

Пре-люди-я.

 

«Март. Припёрлися грачи» -

Богатырь упал с печи.

Встал, тетеша поясницу,

И всугонь свою десницу

Пребывая в простоте

Он направил к простате’.

(Правильней, сиречь: «к проста’те!»,

Но хорей, едрена вошь,

Простато’ю лишь проймешь!)

Шуйца же меж тем вовсе

Ковырялася в носе!

(или правильней: вовсю

Колупалася в носю?)*

 

*Разбор неразобранного:

 (ежли вы не на сносях,

То естественней: «в носях!».

Ну, а коли на сносе,

То, конечно же: «в носе!»

Можно: «в но’се!»,

Если бубны в сносе.

А банальное: «в носу»

Я мозго’м

не

вы-

не-

су!

Впрочем, вынос мозга

Выглядит промозгло:

Я такую хрень несю,

Что и голову снесю!)

 

В общем, пукнуть ли, вздохнуть -

Богатырь собрался в путь!

Это надо бы отметить:

В лоб кому-нибудь засве’тить!

(ну, конечно – «засвети’ть»,

Но «засве’тить» - тоже мило!)

Подставляй зверушки рыла:

Мишки, волки, барсуки,

Птички, мошки, пауки,

Зайки и бурундуки,

Ну и прочие мартышки!

 

Только сами приходите!

Ибо рыскать вдоль реки

Богаты’рю не с руки!

 

Всяк своё огребёт!..

 

Ждёт-пождёт -

Никто не идёт!

 

Проползал муравей

Под о’палью

бо-

ро-

но-

ю.

Пропорхал воробей,

Сторонкою –

сто-

ро-

но-

ю.

Мишка – вприпрыжку,

Галка - вразвалку

Кружит, гузкою тряся –

Тоже, видно, на сносях…

 

 Под землею чуть дыша,

Слышно, как шуршит мыша’

Или просто мы’ша!

(снова сносит крышу…)

 

Все завидя бузо-тёра

Навостряют пузы к дёру.

Опасаясь уха-ря.

Не желают в ухо зря!

 

Прилетели кедровка

И божья коровка.

 

Прилетели те-ли?

На сучок присели –

На высокий пьедестал,

Чтобы ухарь не достал!

Посидели,

Поробели,

Поглядели,

Посвистели,

Тели-тили,

Тили-тели,

Сели-встали,

Встали-сели -

(Прут наружу вольные

Рифмы глагольные:

Ни заткнуть, ни прозвенеть!

За-

дол-

бали,

твою медь!..)

 

Богатырь – как богатырь,

Не упырь, не нетопырь -

Что его бояться?

Стали спускаться.

 

Скок-поскок,

С сучка на сучок,

С сучка на макушку,

С макушки за ушко,

И давай вовсю

Щекотать в носю!

(В носе’ или в но’се?

Дело не в вопросе:

Нынче все свободно –

Как кому угодно!)

 

Улыбнулся богатырь,

Засмеялся богатырь,

Расчихался богатырь

В бо-

ро-

ди-

щу!

Умилился ду’рикам

И налил ханурикам

Строго по граммуликам

Спи-

ри-

ти-

щу!

 

Наливали, выпивали,

Чокались да рассуждали

Про девичие уста,

Про неведомы места,

Про бананы и морковку,

Про весновку и зимовку,

Про шторма и про штормовку,

Про закат и про восход…

В общем – что на ум взбредет

И не скатится…

 

Так сидели ловко:

Богатырь, кедровка

И божья коровка.

 

Мыслями летели,

На луну глядели,

Поминая дорогих

Принимали на троих…

Богатырь из плошки,

Кедровка из ложки,

Божья коровка

Из зернышка морошки.

Зло в костер сливали,

Росой запивали,

Мангыром закусывали.

Хо-

ро-

шо!..

 

…

 

Согласитесь, хорошее слово «пре-люди-я»! Вкусное такое, сочное! Его славно не спеша катать во рту, как маслину, не торопясь разжевывать и проглатывать!

«Перед игрой»…

…

А вот, к примеру, слово «помавая». Странное такое… Задумано хорошо, определяемое понятие прекрасно, но отдает половой тряпкой. Хотел вставить, да не вставил… Впрочем, раз пишу – стало быть вставил? Совсем запутался…

Разбои…

…

Вплывание вспять ручью времени из лета в весну сродни катарсису. Ходишь чумной и счастливый! Хочется разуться и бродить по счастью босиком!

…

 

Дневка в устье Иньяли.

 

Если формально – полудневка, но предыдущий ходовой день получился небольшой, поэтому лагерь богатырь разбил рано и дел успел переделать немало: вещи перебрал-разобрал, путь-дорогу разведал, рыбу половить попробовал, мангыра - лука дикого - насобирал и сразу поесть и в дорогу, побродил по окрестностям, вдыхая весну и выдыхая накопившуюся гадость, отдохнул душой и телом.

С вечера грозы кругами кружили-приценивались к пришлому, но лагерь добрый вышел и костер под навесом. А утром побродил впустую со спиннингом, и решил, что хватит, пора и честь знать…

…

Сквозь сон ухала и ухала наледь. Этот звук будет сопровождать весь путь: земля отогревается чуть потеплевшим воздухом, талая вода каплями, струйками, ручейками пробирается по трещинам ослабляя их, глыбы не выдерживают непонятной, неведомой гравитации и срываются с грохотом в пустоту.

Звука ждешь глухого, подземного, а получаешь взрывной, ударный, как лед в половодье рвут.

Льдины перегораживают протоки – вода начинает злиться, жаловаться и ругаться на всю округу, набрасываясь, растаскивая пришельца-родственника, возвращая его в родное жидкое состояние, култышками разнося по берегам, унося мельчающие и исчезающие осколки дальше, вниз по течению, к Трубе Индигирской…

…

Мангыра полно – молодого, еще сладковатого, не жгучего совсем – витамины, мимо не пройти.

Отступление.

Только в Забайкалье есть у лука имя собственное – мангыр.

Чеснок дикий известен под разными названиями, наиболее распространенное – черемша. А лук для всех – просто лук, сколько не спрашивал у северных людей. Хотя само слово «лук» - пришлое для них. Как-то же они это растение раньше называли…

…

Работяги на участке менялись через две недели, а геологи сидели круглогодично, безвылазно, вечно…

Ловкая повариха на всю полумесячную вахту отряда, а это человек 60, лепила из баранины, обменянной, как часто бывает, на водку, «позы» и «пузы» - одни с мангыром, другие с черемшой. Что с чем шло из памяти ушло, а вкус остался в рецепторах -  бесподобно-неповторимый, удивительный…

…

С кру’жками не заладилось: то забуду где, то у костра прогорит/оплавится, то еще чего… Вот и та, что с Колымы, с магазинчика среднеколымского шла-кочевала со мной, канула незнамо где. То есть в московском поезде она была, и на пересадке была, и на вокзале Нижнего Бестяха я из нее воду пил, а в гостинице Усть-Неры сунулся – нет её! Может в тряской маршрутке выпала, а может домовым мои кружки глянутся… Магазинчики в Усть-Нере обошел – нет ничего путного. Купил банку сгущенки с пластиковой крышечкой и на этом успокоился – сгущенку съем, а пустой банки на маршрут хватит – чем не кружка, только держать неудобно. Бересты по пути нет, но и из лыка можно ручку соорудить, благо ивняка полно. Только не дошло до этого…

…

Вода мутная. Наледи тая освобождают сор, сгребают грязь – плохо для рыбалки. У встреченной местной пары тоже не заладилось: похлестали мушками, зацепились, отцепили-нет ли - не знаю, уплыли. А малек в затишках у берега цокает комариков.

Зато узнал неожиданную вещь – идет по Иньяли вверх пробитая золотодобытчиками дорога, которая выходит аж на колымскую трассу! Накануне даже «Урал» по ней вверх ушел, хотя по нынешним временам встретить здесь транспорт – вероятность ничтожная. Планировал по руслу идти, но, коли какая-никакая дорога есть, почему не воспользоваться?

- «В 8-и километрах переправа через Иньяли. За ней дорога по правому берегу пойдет, до рудника и выше…»

 Дальнейшие сведения были путаны и доверия не вызывали, но дорога есть – сходил, подсёк начало, а днем собрался и пошел.

Пришла дневка – прошла дневка – чего высиживать? За пол дня до переправы доберусь, на другую сторону перекинусь, дальше видно будет…

…

Дорога – она для «Уралов» дорога, а для ног – то болото, то старица, то наледь, то протока с переправой невеликой. Однако – много лучше бездорожья - километров 15-20 в день с переправами можно делать…

…

 

Богатырь идет шумно, не таясь.

Мишкиных следов на удивление много, как и куропаток. Первым по дороге идти удобнее, а вторые считают ее неплохо обозреваемой поляной и располагаются прямо в придорожных кустах. Мамы-куропатки фыркают под ноги и шкандыбают впереди, изображая подранков и уводя от выводка, а куропачи эгоистично и наплевательски срываются в сторону, клохча и ругаясь матом по куропаточьи.

…

Издалека - ярко-красное пятно на дороге.

Ну, не может быть, а бывает – валяется посередь колеи кружка из толстого пластика – тежеловата, конечно, но всяк лучше консервной банки. Помогает Ангел-хранитель: «Бери, богатырь, не майся!».

Ведет дорога дальше - с кружкой-подружкой наперевес, по следам медвежьим, вдогон за куропатками петляющими, к восьмикилометровой отсечке – переправе…

…

 «Переправа, переправа!

Берег левый, берег правый,

Снег шершавый, кромка льда…» А. Твардовский

 

 Дорога у переправы открылась к реке – как выдохнула.

Глядь – на краю леса стоит совсем неожиданно-невиданное бело-оранжевое диво – палатка-куб-раскладушка, в просторечье, по способу установки, именуемая «зонтик»! Три переборенных Великим Трехголовым Зеленым Змием воина лежат рядом в некогда тени деревьев – деревья остались, но тень обиделась и отошла в сторонку, помавая (вставил-таки!) прозрачными рукавами на сивушные масла.

Карабин с самодельным, перемотанным изолентой прикладом, бесполезно продолжал мять щеку самого грузного из поверженных бойцов в потугах защитить спящего хозяина от медведей. А медведь (то бишь богатырь) – вот он:

«Сова! Открывай! Медведь пришел!»

…

Встали двое: молодой Роман и постарше, с «сухой» ногой, Эдик. Имя третьего осталось неведомым – он так и пролежал с карабином в обнимку обозначая признаки жизни. Это и была «команда» ушедшего днем раньше «Урала». Сама машина легла набок на берегу, не доехав до планируемого брода. Вода в Иньяли очень высокая, место традиционной переправы вызвало у воинов резонное сомнение в её осуществлении. Попробовав пробиться чуть дальше, за остров, они побеспокоили отдыхающего Горыныча, положившего спросонья бибику на бок и свалившего бойцов!

Хотя, кто знает - может он им просто жизнь спасал…

…

Были они коногонами из Чумпу-Кытыла, что километрах в десяти ниже устья Иньяли, за излучиной Индигирки. Время от времени у Романа проскакивало: «Я геолог!», что вызывало большие сомнения, учитывая его владение, а вернее – невладение русским языком, не говоря уже о геологической терминологии. Впрочем, это здесь можно встретить часто: любой местный житель, хоть раз державший лоток или нашедший крупицу золота уверенно и с неким правом может заявить в разговоре: «Я - геолог!».

…

Уничтожив вместе со Змием все свои запасы спиртного и мучаясь последствиями, незадачливые автомобилисты ждали другой «Урал», в надежде выдернуть свой.  Вторая машина планировала выехать следом через день-другой. По сути, это были пробные, первые машины сезона 2021 со стороны Индигирки.

…

Чаем путник был напоен, приглашен остаться в ожидании «рейса», после чего с завидной регулярностью воспарило фимиамом и завитало в воздухе слово «спирт» сопровождаемое вожделенным поглядыванием в сторону рюкзака. Великий Трехголовый Зеленый Змий притаился за листвянками в ожидании своего выхода. Ничего хорошего не было в таком развитии событий, и богатырь засобирался в дорогу, чем несказанно всех удивил: дальнейшее движение без машины они себе не представляли.

Под изумленные взгляды поверженных бойцов, «спирт» уплыл через Иньяли на лодочке странной конструкции, накаченной за пару минут какой-то финтифлюшкой!

Отступление.

Финтифлюшка назвалась электронасосиком mini pump naturehike, заряжающимся при необходимости от солнечной панели, и была присовокуплена за просто так Сережей Каржаевым к пакрафту, вернувшемуся после усиления дна! Она оказалась одной из самых необходимых вещей в маршруте! Свыше десятка раз ежедневно надувать лодку мешком – ненароком и концы двинуть можно. А так, эноргозатраты на такое же количество сдутий и сворачиваний пакрафта оказались неизмеримо весомее и тяжелей. Каждый раз, доставая эту оранжевую штуковину, я переполнялся радостью и благодарностью.

…

Но это все – впереди. А пока – первая переправа, первая укладка на Иньяли, поиск продолжения дороги.

В путь!

…

Почти сразу пошли лесные наледи с ручьями, проталинами, протоками журчащими – полузимняя-полувесенняя ворожба, не нарушенная человеком.

Ни колеи, ни отметинки неуместной не было на петляющем между деревьев нетронутом насте, покрывающем дорогу слоем до метра и выше. По-прежнему было непонятно: как здесь собирались ехать на машине?  Глубокие заводи перемежались с участками метрового фирна. Человека наст держал, машину - едва ли. Хотя знание возможностей «Уралов» - это не богатырское дело.

…

Через несколько километров наледный участок завершился глубокой лужей и перешел в грунтовку. Пройдя еще несколько сотен метров взору предстало очередное неожиданное зрелище: самодвижущаяся повозка с магаданскими номерами! Старенькая, измордованная жизнью и хозяевами, без фар и габаритов (действительно – зачем они здесь, на глухой, неезженой дороге золотодобытчиков?), она притулилась на обочине! Но не брошена - колеса накачены, стоит аккуратно, не мешая проезду, если вдруг кто-то случиться: Емелюшка ли на печке, Иванушка ли на Коньке-Горбунке или Сером Волке, а то, скажем, Золушка в тыкве прошмыгнет. Мало ли!.. А колымажка стоит, никому не мешает кроме куста красно-смородинового. Их много тут, проклюнувшихся из детской загадки:

- «Она черная?»

- «Нет, она красная!»

- «А почему она белая?»

- «Да потому что зеленая!»

Цветет белея-зеленея витаминное подспорье всем живущим мимо проходящим.

…

Колымажка стоит так, словно аукни и из леса вышмыгнут гномистые берендеи:

- «Ты что тут шумишь-шастаешь, у нашей повозки крутишься? Не про наше ли золото пришел!?»

Но – нет никого…Только Иньяли кипит в сторонке бурливо, мутно, завалисто, страшновато, холодно – моет высокая вода наледи по реке и притокам.

Походил богатырь вкруг и потопал дальше по свежим следам повозочьим.

…

Не ищи в прошлом – ищи в будущем…

…

Грибов, как и ягод, нет еще.

С одной стороны – жара несусветная под 40, с отголосками пожаров из-за хребта, а с другой – весна, лёд только сходит, природа лишь просыпается, хоть и бурно - как по нужде вскакивает…

А тут стоит прямо в колее, перед ручейком невидным: гриб не гриб, так – недоразумение скукоженное. Сам с вершок, шляпка на бочок, ножка хлипкая, стойка зыбкая – червяк не позарится, смотреть жалко.

- «Знак!» - решил богатырь!

Оно и идти еще можно, но – полтора десятка километров с гаком и переправой отмотал – для затравки хватит.

Опять же – километрах в 4-5 впереди прииск на дороге не то что брошенный, но бедовый. Хозяин в долгой отсидке по причине смертоубийств и прочих темных дел. А люди, по словам коногона Эдика, на руднике есть. Что там-кто там-как-там – неизвестно. А в лесу в палатке – известно.

Ручей есть, дрова есть, гриб есть, жменька бело-зеленой смородины в чай есть – вот и хорошо! Всё есть…

…

Утро радует… Пока солнце высоко не поднялось – славно!

…

Потрепанная табличка у воды: «Рудничный водозабор…» Спуск истоптан мишкиными следами разной свежести вдоль и поперек. «Медвежий водозабор…»

Дальше дорога уходит в воду, по рукавам, по островкам, спрямляя изгибы реки…

На коренном берегу завалы, так что – переправа, вернее - переправы. Вброд…

К переправам богатырь еще относится основательно: портянки размотает – сунет в клапан рюкзака, стельки – в карман, штаны закатает, а то и снимет, если поглубже – суета, про которую дальше забудется.

 

Отступление.

Тут ведь какое дело… Прежним годом шел я вверх по Чибагалаху. Чибагалах - вот он, параллельно несется, по карте – рукой подать. А там не то чтобы теснина, но долина узкая, островов практически нет – в нижнем течении только участок, где 4-5 штук имеются. Весь день на этот участок ушел с проводкой.

А так весь путь по берегу до излучины, потом переправа на пакрафте и дальше по берегу до скальника трудно проходимого или прижима какого – опять, стало быть, переправа на пакрафте на противоположный пологий берег.

Так и по Иньяли планировал идти.

А она даром, что рядом, а совсем другая. Долина широкая, река разбоит - острова сплошные. По берегу завалы, а на склоны уходить – вовсе буреломы. «Уралам» по островам, по протокам боковым – любо-дорого, а где иначе, там трассу пробили. Только, если машина лишь колеса мочит, путнику по пояс выходит, а струя, которую многотонная махина не замечает, человека сносит нАпрочь. Так что - броди по берегам, высматривай место половчее, поспокойней, помельче, переправляйся как сможешь, потом продолжение дороги ищи либо напрямки шагай – половодье да паводки все следы уничтожают, остаются только направление да на островах фрагменты колей в несколько десятков метров. Фрагменты в дорогу не сложишь – каждый водитель едет там, где ему удобнее или привычнее. Направление, в общем… Время уходит, силы уходят, а продвижение не козырное.

…

Снизу – вода ледяная, сверху – жара ломовая, Солнце – лампа паяльная, а весь путь - от тенёчка к тенёчку. В тенёчке отдуваешься, отпиваешься из обретенной красной кружечки, временной спутницы-помощницы.

…

У ручья перед рудником богатырь присел, оправился, умылся и приосанился. Ручей назывался загадочно и сказочно: Берендей! Царство Берендеево простиралось вокруг, суля непонятое и неведомое!

 

«В урочный час обычной чередою

Являюсь я на землю берендеев.

Нерадостно и холодно встречает

Весну свою угрюмая страна.»

                            А.Н.Островский «Снегурочка»

 

«А пойду-ка я с богатырским рылом в берендеев ряд!» - подумал богатырь.

И ведь пошел…

...

Прииск возник диссонансом движка в природе и, через невеликое время, вошел богатырь в вахтовый поселок – разбросанные пустующие жилые балки’, ремонтные строения, аккуратно расставленная по периметру приличная на вид техника.

Жилой домик виден сразу – спутниковая антенна, молотящая «жэска», сетка на входе… Из воздуха материализовалась пара собак – без лая, без злобы – обнюхать, поздороваться, познакомиться.

Рюкзак опустился на крыльцо, костяшки стукнулись в дверь…

…

С яркого солнца в балке сумрачно, но глаза быстро привыкают.

Нары по периметру, стол под окном – все стандартно.

На столе остатки трапезы с кастрюлей борща во главе и работающий ноутбук с крутящимся старым фильмом, коллекция которых, по словам обитателей, преизрядна.

Берендеев двое, оба – не так, чтобы молоды: поджаро-подтянутый Иван помоложе, и постарше малость одутловато-грузноватый Владимир (?).

…

Отступление.

 Прямо скажем – без сказочного вмешательства не обошлось. Ибо, хоть и немного, но на руднике съемки делались, и записи какие-никакие велись. Однако, по возвращению ни того, ни другого не обнаружилось. Так что все написанное воссоздается из обрывков невеликой, неверной, мятущейся памяти. Вот и имя второго обитателя балка в ней не сохранилось - простим ей… Тут видео и блокнот не устояли, что уж говорить о мозгогулинах…

 …

Богатырю удивились, но обрадовались – не всякий червяк доползет до середины Берендеева Царства, а тут целый богатырь!

 

- «ТЫРЬ-ТЫРЬ-ТЫРЬ-ТЫРЬ!!!» – вот какое эхо в Берендеевом Царстве!

 

В дверях возникла русалка – вплыла откуда-то снизу, от реки, с набранной зеленой-красной смородиной. Надоело ей на ветвях сидеть, а тут путник – человек новый.

Как звали русалку неведомо, ибо никто не знает, как зовут русалок. Даже Ганс Христиан не знал и написал просто – русалочка. Но если хочется обозначить, то, наверное, ее звали Василиса. В Берендеевых Царствах одни Василисы живут. Ну, изредка Марфы-краса-длинная-коса. Но, по секрету сказать – на всех Марф кос не напасешься!

 

- «Медвежьих следов полно – ходить страшно!» - пожаловалась русалка.

 

И стали они втроем богатыря потчевать и распрашивать…

…

Продуктов у берендеев было: «Ешь – не хочу!» А богатырю и вправду по такой жаре есть не хотелось. Зато чаю с сахаром – чашку-за-чашкой, чашку-за-чашкой! И куда только влазит и не выходит!

Вот ведь как мудрёно богатыри устроены!

Оно и вправду: солнце да дорога воду из организма пылесосом гонят, того и гляди воблой станешь!

 

Байка-бабайка:

Вот быль какая случилась: ушел богатырь, а вернулась вобла!

Шла вобла мимо пивной…

Тут и сказке конец!

А такой славный был богатырь!

(конец байки-бабайки!)

 

Тележка самодвижущаяся на дороге – она, конечно, берендеевская оказалась. На ней кресто-вины полетели. Дело было так:

 

Ехали, ехали и остановились передохнуть, бражки глотнуть.

Расположились в тенечке и давай есть-выпивать-да-в-карты-играть.

Зашел меж ними спор про козыри.

Одни утверждали, что козыри крести, а другие – чти вини.

И так этот спор их увлёк, что крести и вини полетели в разные стороны разбираться к кресто-винной, извините, матери! Поди их теперь оттуда верни!

Вот как дело было!

 Обездвижилась, в общем, повозка…

 

Да-а…

 

А от бражки все трое жителей Берендятины были еще малость не в себе (это они сами признались – богатырь бы ни за что не догадался).

…

- «Так вы что здесь делаете?» - спросил богатырь.

- «Да вроде как охраняем…» - ответил Иван.

…

Отступление.

- «Хищники» - охарактеризовал их позже встреченный Юрий, владелец нескольких приисков и землеотводов по Мюрёле. Так неодобрительно местные жители и официальные ру’дничники называют «левых» свободных старателей среди которых попадаются настоящие знатоки и профессионалы. Я их встречал, никакой неприязни, осуждения или предубеждения не испытываю: остаются выработанные прииски с участками тонких плотиков – поиск, выборка и добыча их промышленно невыгодна, а для старателей – тяжелый хлеб. В Магаданской области официально старательский промысел и сдача золота разрешены, но там, в пределах условно «легкой» доступности, все изрядно вычищено. Вот и забираются люди все дальше и дальше. В Якутии, говорят, со сдачей проблема. Впрочем, в ней и палеоостатки вроде как добывать и сдавать нельзя, однако – можно. Но об этом будет много ниже, когда богатырь до Адычи дойдет. (Все сказанное не проверялось и пишется исключительно со слов самих старателей – официальных и не очень).

Да, надо, пожалуй, добавить для читающих-идущих… Если вас видят в этом районе с рюкзаком, то все слова о равнодушии к презренному металлу и о счастье общения с Богом и окружающим миром будут восприняты со скепсисом. Вам покиваю, но, скорее всего, не поверят. Ну, или не очень поверят. Видимо, мало здесь таких, хотя, уверен, что не одинок…

 

Вот и Иван – нет-нет да окинет взглядом рюкзак: где-то же должно у богатыря скрываться промывочное снаряжение…

 

- «Отстань от него! Не видишь – он другой!» - шикнула на него русалка.

 

Сам Ваня немало набродил: по рассказам – и по Магаданской, и по Якутии хаживал, и на Чукотку заглядывал. Попробовал обрисовать, что путнику дальше ждать: где дорога на трассу «Колыма» уходит, где идет «старая» колея вверх по реке, по которой он несколько лет назад ходил с кем-то на лошадях… Как впоследствии оказалось, запутал он богатыря изрядно, а скорее тот сам запутался решив, что дальнейший путь вверх будет таким же несложным. Как же, как же – колея!

 

Напоследок, тихо, то ли у странника, то ли у себя:

- «А мне-то как дальше? Для меня золото – и жизнь, и смысл, и заработок…»

 

Богатырь смутился, расстроился на себя: «Тоже мне, вещатель-учитель-праведник нашелся!» и сумбурно, уже прощаясь, попытался объяснить, что все, что наговорил – это не в осуждение…

 

Русалка подняла руку, махнула…

 

Странные вышли проводы. Неоднозначные.

 

- «Не буду оборачиваться!» - решил богатырь.

И не обернулся. А может надо было…

…                             

Хорошо шлось после чайно-сахарных возлияний. Легко! Даже жара не с ходу рухнула на ходока, на плечи, на рюкзак...

Дорога петляла вверх-вниз, то спускаясь к руслу, то заползая в распадки и на сопки, подстраиваясь под «Уралы» и бульдозеры. И отпечатков машин не было на ней – только звериные следы…

Как будто берендеев с их домиком ветром занесло в эту глушь как домик Элли. Может так оно и было?

…

Воздух возле леса сгустился и из него вновь материализовалась пара приисковых собак.

Это были шкоды, а не собаки. Они жили при вахтах, от них и кормились. Вахты менялись, а собаки оставались. Им не надо было ничего охранять – всяк был им рад и любой им отстегивал от пайки. Если рудник вырабатывался, собаки перемещались на другой. Они родились здесь, сумели выжить в молодости, поумнеть в зрелости и, при необходимости, вполне могли прокормиться сами.

Рудник заглох, вахты уехали, появились берендеи, до поры до времени скрывающиеся невесть где…

Берендеи – так берендеи. Кормят – и ладно…

…

Вчера они набедокурили.

Впрочем – при чем здесь они? Виноваты берендеи. А вернее – бражка, оставившая открытой дверь балка.

Судите сами - лежат неприкрытые майонез, конфеты, макароны всякие, паста томатная и прочая нехитрая снедь? Как не сожрать!? За что же на них все ругаются!?

А тут богатырь…

 

- «ТЫРЬ-ТЫРЬ-ТЫРЬ-ТЫРЬ!!!» – вот какое эхо в Берендеевом Царстве!

 

Идет свободный, как и они – куда глаза глядят.

 

- «Пойдем с богатырем? Он вольный и не ругается!» - молча спросила сука.

- «А пойдем! Может покормит!» - так же молча ответила сука.

И две суки увязались за богатырём…

…

Отступление.

Была у меня собака Чара. Лайка, конечно, хотя и без документов.

В тундре или лесу – сама себя кормила, но от угощений не отказывалась.

Бывало лодка еще только подумала пристать, а ее уже – ищи-свищи. И пару часов нету, как ни зови.

Потом приползает, вся винова-а-атая – спасу нет. Брюхо в 2 раза больше тулова по земле волочится, глаза – стыдливей некуда. Но если птаха какая, никому не видимая, с ерника попытается взлететь, или лемминг-бурундук-еврага выскочат – движение неуловимо, а добыча во рту. Инстинкт. Хотя уже не лезет… Жрать могла бесконечно!

Но это в поле. А в квартире – какие леминги? В квартире и тараканов-то нет, только хозяин-жмот.

Нашоркает он дынных да арбузных корок, сварит их с куриными лапками… И ничего. Наяривала – будь здоров! Прогонистая только становилась – как щука.

 

Два случая памятны связанные с ней и с едой.

 

Был на кухне гарнитур – древний такой, советский, светло-бежевый: стол, стойка, уголок, шкафчики всякие. Все набиты разными продуктами прозапас – не очень съедобными в неготовом виде…

А собаке что? Собаке скучно дома одной, а жрать хочется.

Отодрала она, стало быть, у стойки кусок двери и дотянулась до чего-то.

Чем-то оказался пакет с сухофруктами. Ну сухофрукты, так сухофрукты – сожрала…

Дальше продирается.

Следующий пакет зацепила. Оказалось –дрожжи сухие, с поля остались. Дрожжи, так дрожжи – сожрала.

Дальше, как не старалась – ни до чего не дотянуться.

Но из кухонного уголка тоже едой пахнет.

Долго ли, коротко ли – отодрала кусок дна у уголка.

Сначала банки вывалились, с тушенкой да сгущенкой, солидолом воняют - это она вскрыть не сообразила.

Зато за ними обнаружился пакет с мукой!

О! То, что надо! Съедобно!

Что не рассыпала по всей кухне, то сожрала!

Вода, стало быть, само-собой, в миске стояла – как собаку без воды оставить. Запила…

Даже самый непросвещенный ботан сообразит, что получится, если в воде смешать сухофрукты, муку и дрожжи!

Неделю Чару мотало из стороны в сторону и выносило бражкой! Выводить надо было каждые пол часа, но успевал не всегда. Вид у собаки был смертельно виноватый…

…

Другой случай произошел в замечательный период перестройки, когда продукты куда-то пропали, а карточки откуда-то появились. Очереди стояли за всем, что жуется…

И вот, кто помнит, появились синие 200-литровые бочки с оливковым маслом, которое продавали на разлив! До этого его и в глаза-то не видели - вполне хватало подсолнечного, отечественного. Может там и не оливковое вовсе было – в то время что только народу не втюхивали.

 

«Но написано на ней не по-русски.

А по-ихнему я плохо читаю…» - как верно заметил Александр Аркадьевич.

 

Несколько разновеликих (какие под руку подвернулись) банок этого добытого масла были доставлены домой.

Зная характер Чары, стол был передвинут на середину кухни, банки сгрудились в его центре, а хозяин побежал на работу.

Не-е-ет. Она ничего не разбила! Но пару 800-граммовых банок умудрилась-таки скинуть со стола.

Крышки были затянуты не очень, масло тихо сочилось наружу и вылизывалось умницей. Вытекли, конечно, не все 1,6 литра, но литруху она усвоила!

 

Вечером, как всегда, подвалили гости – хорошее было время…

 

Паркет, надо сказать, был не залачен и, время от времени, полировался мастикой…

И вот, ходит меж гостей по голимому паркету Чара с изумительно несчастным и виноватым взглядом… Каждые 5 минут она присаживается и из ее зада капает капля переработанного собачьим желудком неизвестного масла ядрёного состава! И так весь вечер… И всю ночь… И все утро…

В общем, весь паркет я перециклевывал – основательно, самостоятельно, вручную… Ибо «масло» прожигало его чуть ли не на добрый сантиметр. Благо плашки были старые, советские, дубовые и толстые…

 

Вот такие вот пироги да блинчики…

 

В 14 старушечьих лет она залетела и, как порядочная дама, решила щениться. Первый вышел мертвым, а остальные померли вместе с Чарой. Хорошая была собака, и память о ней добрая. Пожила долго, умерла дома… В отличие от Чифа, съеденного тигром в Приморье или, например, Чуни, пропавшей на Кольском.

…

Собаки материализовались и пошли рядом, повдоль, параллельно, время от времени исчезая в лесу.

Когда казалось, что они окончательно отстали, пара все так же молча выныривала из чащи, присаживалась рядом на привале, гоняла и жрала мелкую живность и начинала грызться из-за внимания богатыря: две суки из-за кобеля…

Оставались сзади переправы, завалы, броды, километры – они по-прежнему шли рядом или в стороне, срывались на видимое только им движение, слышимый только им шорох, пристраивались у ног рыча и порявкивая друг на друга. Не очень понятно было, что с ними делать: они не прогонялись, кормить их было нечем и место в палатке было только на одного…

- «Жизнь покажет…» - думал богатырь, взваливая рюкзак, и топал дальше.

 

Так кочевали до вечера, до очередного выработанного прииска. Даже не прииска, а раскуроченного бульдозерами распадка вдоль дороги, которая опять полезла в сопки, вдоль ручья – выше, выше, на склоны. Пора останавливаться – устал, а до следующего водотока километров пять.…

Собаки рухнули измученные, а богатырю еще лагерь ставить, костер разводить, чай-перекус готовить – возни на пару часов.

Кругом красота закатная – хорошо!

Если бы не валунник раскуроченный… Да лиственницы почему-то желтеют, буреют, пропадают на склонах. Сначала думалось на старателей, но – нет – и на чистых, не тронутых добычей склонах, и по обеим сторонам хребта – темнеют, гибнут деревья. Только молодая поросль ярко зеленеет, пока не вытянется… Вот и жители местные на это жалуются. Климат скачет, жара и пожары многомесячные каждый год углекислотой давят сверху – не выдерживают листвянки…

…

Спал богатырь плохо.

Добровольные помощницы всю ночь голосили прямо в ухо, чуя зверя - жались к палатке. А в четвертом часу, вверх по склону, не притормаживая проскочил-таки «Урал» с Индигирки: не тот, легший набок, а, видимо, ожидаемый следом. И хорошо, что не притормозил – пришлось бы выбираться из спальника, разговоры разговаривать. А собираться – дело не быстрое, кому ждать охота? Как потом оказалось, свернул он с трассы совсем недалеко, даже не доезжая поворота на Хангаласе. Так что и смысла в попутке не было…

Богатырь забылся в неспокойном сне. Спать оставалось – чуть…

…

Утром собак не было. Может за «Уралом» помчались, а может назад потрусили, уяснив наконец, что здесь халявы не будет.

- «Ну и хорошо!» - подумал богатырь и отправился дальше.

…

- «Будут избушка и банька перед большой наледью – мимо не пройдешь. Справа будет отдельная сопка. Через наледь налево – дорога на трассу «Колыма». А если правее сопки выйти к Иняли – там старая дорога в верховья пойдет…» - так рассказывал Иван, берендей рудничный…

 

Вот и избушка на курьих ножках без-окон-без-дверей!

Курьи ножки вросли в мерзлоту по самые… В общем – по эти самые вросли ножки в мерзлоту. Так что и нет вовсе ни ножек, ни рожек – ушли вслед за окнами и дверьми…

…

Банька… Когда-то баба Яга учила в ней Иванушку садиться на лопату. Но, в отсутствие Юнеско, банька захирела и превратилась в ночлежку. Не люкс, конечно, но более удобную, нежели остатки избушки.

 

Все, как предрешено: «Направо пойдешь… Налево пойдешь…»

 

Только не сказал Ваня, что дороги дальше в общем-то и нет, а есть только направление движения для «Уралов» или, в крайнем случае, лошадей, с отдельно встречающимися фрагментами колеи и практической невозможностью идти коренным берегом. А богатырь уже, с его слов, нарисовал в голове эту дорогу, по которой кочевали на лошадях, и это было ошибкой, в результате которой он два дня проблудил и «направо», и «налево», пока не нашел своё: «прямо пойдешь – жизнь потеряешь».

Со свалом к Иньяли с обрыва по веревке, переправе по грудь и на пакрафте на очередной остров, к первой рыбе, к прошлогодней бруснике, к счастью дороги, к трудностям и красоте…

Но это всё – дальше.

В следующей части.

А пока стоит богатырь у избушки без окон без дверей, на распутье двух дорог, еще не зная о третьей…

Всё впереди, читатель…

Всё впереди…

 

 

Видео к части 2-1 здесь:  https://youtu.be/1snKs1boYF4

PS По дороге объектив камеры внутри запотел и долго-долго не отходил – да простят меня за качество…